Конкурс рассказа "Стать человеком"

Рассказ №4

Торговая Лавка на границе миров
(рассказ)

- Сырые стены не способствуют вдохновению!- констатировал молодой гоблин, откладывая рукопись. И со вздохом сожаления перевел взгляд с потрескавшегося потолка на первого за этот день посетителя лавки.
Опять эти «темные эльфы».
– Ну, что там у тебя? - Пробурчал гоблин, обращаясь к скрывающему под капюшоном лицо визитеру, который уже подошел к прилавку.
-Мех,- Отозвался посетитель - бросая на прилавок сверток.
- Надеюсь, дырок от ножа на шкуре нет? И кровь с изнанки оттирать не придется? Ох уж мне эти «эльфийские охотники", - продолжил ворчать гоблин. - Не могут не попортить ни одной шкурки! А как потом продавать!
-Совсем новая! - стал нахваливать добытчик свой товар.
–Вижу, Вижу, хозяйка этой шубки проносила ее всего один сезон, – отозвался лавочник.
-Я пользуюсь удавкой, а не пиками! Никакой крови! Подкрадываешься сзади, и… - начал пояснять молодой «эльфийский охотник», но его перебили.
-Избавь, пожалуйста, меня от подробностей. Не хочу о них даже слышать, - гоблин посмотрел в амбарную книжку и предложил: - 3000 тебя устроят?
-Вполне! - согласился охотник, сгребая деньги в свой карман - И осведомился: - А эту железную штуку, что я в тот раз принес, еще не продал?
-Нет! Кто ко мне придет за телескопом? В этот подвал на окраине Города? Я же тебе говорил: я не волшебник! И зачем я тебя послушал, и согласился взять его на реализацию? Все, иди не мешай.
Гоблин выпроводил посетителя, и стал оглядывать стеллажи. С этих «темных эльфов» станется. Всю лавку вычистят, если зазеваешься. Хотя какая это лавка? Так, подвальчик.
Гоблин снова устроился в своем кресло. И задумался. Сегодня было скучно. Посетителей не было. Товар продавался плохо. Окончание рукописи не клеилось.
-Никто нас, гоблинов-торговцев, не любит, - посетовал он. - Может, зря я, как дедушка, на людях ворчу? Уважения мне это, видно, не прибавляет! Но никто лишний раз и не мешает! - гоблин взял перо и, высунув язык для сосредоточения, принялся старательно выводить на первом листе название своей рукописи - «Песнь о достославных временах и сражениях легендарного эльфийского короля ….» Но дописать имя ему не дал следующий покупатель.
–Теперь орк! Этому-то чего? - снова сам себе задал вопрос гоблин.
Здоровенный орк стоял, обтирая своими широкими плечами стены узкого подвальчика. С его бритой головы стекал пот. От него пахло кожей и винным перегаром. На плече были вытатуированы руны и молнии.
-Чем могу быть полезным Вам, о смелый воитель? – спросил продавец, раздумывая, что руны и молнии больше бы подошли гному, чем Орку. Наверняка "новая мода".
На вопрос лавочника орк сначала хрюкнул, затем кашлянул и начал сбивчиво пояснять:
-Тут это… Ну …братве я типа проставиться обещал. Вот.. на бухло поменяешь? - И орк высыпал из своей широченной ладони на прилавок целый ворох цепей, кожаных ремешков, колечек, сережек, амулетов и прочих мелких бренчащих фенечек.
- Нда ! Вот как! - гоблин заинтересованно стал перебирать колечки и знаки. Обилие изображенных на них черепов и змей и нечто похожее на обрывок уха на сережке, окончательно его убедили, что ему принесли трофеи очередной драки между некромантами и орками.
-И не жалко расставаться с трофеями? И чего вы, клан Бритоголовых, не поделили с некромантами? Вроде даже песни у вас похожие и пьете вы одинаково много. Внутривидовая конкуренция? - осведомился гоблин.
-Ты берешь или нет?! - начал свирепеть орк. - Ты тут не зубоскаль! Мы Вас - тупорылых - давили и давить будем! Знайте свое место! И никакая охрана нас не остановит, когда мы вас всех вышвырнем из города!
-Ладно-ладно! Вот вам Ваше бухло! - и гоблин торопливо выставил пару пузатых бутылок с наикрепчайшим денатуратом.
Орк своей широкой лапищей сгреб бутылки и, продолжая пыхтеть, обозначая свое раздражение, вышел из лавки, громко хлопнув дверью.
-Будет он меня тут пугать. Ага. А ведь знает, что Ночной Смотрящий имеет долю от моей торговли. А все пугает. Наверное, на публику играет! Для дружков за дверью! Скажет, поди, что отобрал! – Гоблин вздохнул. И принялся, как обычно, разговаривать с портретом своего любимого дедушки. - Нда, на дедушку так бы не кричал. Другое было время. Дед был очень известным. Он пришел в этот город после Большой Войны. Он отстраивал дома, плавил метал. Его все уважали. А что теперь? Трудно. Все считают меня животным, норовят унизить. А за что? За то, что не такой? Я здесь родился и отец мой тоже здесь родился и вырос. Расовый беспредел! Какое Я животное? Я пишу стихи, сочиняю легенды и песни. И в своем творческом кругу очень известен под псевдонимом Алакуин Мечтатель. - Стал утешать себя гоблин. - А что занялся торговлей, так не от хорошей жизни. Кушать надо. А тут тихо, почти никто не мешает. Можно спокойно дописать окончание рукописи. Вот только концовка осады Сигнериона не придумывается. Вот вчера было хорошо! Из покупателей была только одна ведьмочка из приезжих. Заявилась, шурша десятком своих юбок. Все пальцы унизаны кольцами, а руки браслетами - верх дурного стиля. Даже зубы золотые! Она их что, выбила специально, чтобы золото туда вставить? Торгует своими зельями и ядами. Да обманывает простушек из горожанок. И туда же - мнит себя столичной королевой! Тьфу! Осмотрела всю лавку, да так ничего и не купила. Предложила поменять свои золотые побрякушки на те, что в витрине. Да еще торговалась за каждую. Но я что, дурной, с ней связываться? Ведьма она и есть ведьма. Всем ясно, как это золотишко ей досталось. И чего она его сменять хочет? Руки может, жжет? Или поддельное?
В таких делах нужна осторожность. Не люблю ничтожества. Научаться варить какую-нибудь отраву и давай травить всех кого можно, даже детей!
А с неделю назад заявились непонятные личности. Улыбаются! Лощеные, богатые. А от самих смертью за версту несет. Спрашивали, нет ли у меня закладных с истинными именами. Предлагали их им отдать. Сулили большие деньги. Говорили, что у них все судейские куплены. И риска никакого нет. Называли себя – «Мы те, кто помогает людям найти свой дом и приют». – А мне сразу стало ясно, что приют будет последним. И это - посланцы Властелина Тьмы. Таким поможешь, потом сам пропадешь, и никто не найдет.
И тут до гоблина, внезапно дошло, как закончить рукопись. Он в приступе вдохновения схватил перо и быстро торопясь начал выводить строку за строкой. И даже не услышал как в подвальчик, гремя железом, зашли стражники. Предводитель - молодой человек, чуть старше гоблина, улыбаясь, молча положил одну руку на плечо гоблина, второй выхватил из рук рукопись, Хмыкнул, прочитав вслух последнюю строку «Три дня верные вассалы искали тело короля. Но не нашли и вскоре в народе пошла молва, что король жив и вернется, если в том будет нужда…» Предводитель стражи громко засмеялся, бросая на прилавок рукопись:
-Да ты еще сказки пишешь! Сказке конец!
***
- Итак, гражданин Аскеров Юсуф Масья –Оглы, уроженец … проживающий…. Ну это можно пропустить. Вы подозреваетесь в умышленной скупке имущества, приобретенного преступным путем. В соответствии со ст.51 Конституции вы вправе…
-Извините - щуплый носатый, молодой парень в очках, зажавшийся в углу за прилавком, все- таки решился перебить говорившего. - Я просто хотел уточнить меня зовут не Юсуф, а Юсиф и отца моего звали Массия, по-русски можно - Миша. Может, вы меня с кем-то спутали? Вот мой паспорт.
- Какая разница, Юсиф или Юсуф! Вы, гражданин по кличке «Гоблин», у нас на крючке и не отвертитесь! - Старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан Алексей Ларин пробежал глазами по документу и передал его своему коллеге с сержантскими лычками на погонах, стоявшему рядом, успев шепнуть: - «Подправишь потом в постановлении об обыске анкетные данные». И развернувшись к молодому «лицу азербайджанской национальности» продолжил объяснять «подозреваемому» всю незавидность его положения. - Итак! Вы торгуете здесь не меньше месяца, без документов и лицензии. И не надо врать, что вы студент и здесь ночуете!
-Но я правда студент!- начал оправдываться «Гоблин».
-Да хоть Римский папа! У нас есть факты и доказательства! Вчера мы следили за гражданкой Конюховой Розой, цыганкой и сбытчицей наркотиков. Она у Вас в подвале была в районе 14 часов! И когда мы ее задержали, она подтвердила, что была у Вас! И при ней был телескоп фирмы «Карл Цейс» - не подскажите, как он у неё оказался?
- Вот ведь, воровка! Сперла! Да где ж она его спрятала?- неподдельно удивился скупщик краденного. Он привстал на цыпочки и через плечо милиционеров разглядел, что на полке, где вчера утром стоял телескоп, теперь только пыль и паутина.
- Он у нее из-под юбки выпал, - смеясь, пояснил напарник капитана Ларина.
- Сержант, не надо ничего подсказывать, я сам знаю, что и когда надо сказать! – сделал замечание старший оперуполномоченный своему коллеге и продолжил. - Значится, не отрицаете телескоп! А телескоп-то не простой! Он был украден неделю назад неизвестным у профессора Лебединского. То, что не вы его украли, мы знаем. А кто вам его принес, это вы нам сами скажете или нам подсказать?
-Темный эльф. - Прошептал скупщик краденного.
-Бросьте ваши шуточки! Толкинские. Читали лучше бы Акунина или Кивинова, а не эти сказочки. Вор нами задержан возле ваших дверей. Это Вознюк Олег, он же «ОлегоВаз», наркоман и грабитель. Он Вам сегодня принес шубу! Кстати где она?
-Там… - Юсиф Аскеров, он же «гоблин» грустно указал под прилавок. - Там же и феньки металлистов. Этого Орка вы ведь тоже наверно задержали?
-Ну, эти брелки ценности не представляют. Кстати пока нет понятых... - Оперативник нагнулся и негромко стал шептать скупщику в ухо, косясь на коллегу.
- Не советую про это распространяться. Видишь ли, этот бритоголовый скинхед, сын нашего прокурора, А ты какой срок хочешь, реальный или условный? А, «гоблин-моблин»! - и уже громко Ларин приказал
- Василий зови понятых, клиент созрел. Будем делать обыск! - сержант, выполняя распоряжение, вышел из подвала.
Пользуясь отсутствием свидетелей, Ларин негромко продолжил: - И еще вопрос, мистер гоблин! Почему ты позавчера риэлторам отказался паспорта отдать? Сам, что ли, затеял что-то? Ты это брось. Там люди серьезные! Раздавят.
- Я понял... Вас… Можете их забрать, все там под прилавком. - Голос «гоблина» был жалок и растерян. Он грустно смотрел на рукопись, валяющуюся на земле, и которую пренебрежительно топтал оперативник. Но бывший хозяин подвала все-таки решился сам задать вопрос оперативнику, уже рывшемуся под прилавком:
-А можно, мне взять в тюрьму мою рукопись. Я ее не закончил.
-Бери, Бери. Сказочник! - ответил капитан Ларин, запихивая в карман несколько потертых паспортов. Оперативник был доволен - «жулик» попался трусливый и сговорчивый. И он решил над ним пошутить спросив:
- Ну и как это жить в придуманных мирах? А, "гоблин-моблин"?
- Я, наверное, привыкну… - ответил «гоблин».

Рассказ №5

КОГДА Я ПРИШЕЛ

Прежде, чем говорить о человечности, надо определить, в чем сущность человека (с)

Вроде бы М.Хайдеггер

Вечер был пакостный. То ли дождь, то ли туман, в общем, слякоть и сырость. И я шел по лужам в своих ботинках на тонкой подошве, проклиная такую жизнь, когда нет возможности попросту телепортироваться со своего рабочего места на любимый диван, к телевизору и традиционной после-рабочей чашке чая (с капелькой, ну конечно, малюсенькой капелькой водки "для сугреву")

И я лягу на диван, положив ноги на подушку, протяну левую руку (а в правой будет пульт) и томно скажу: Танюша, будь добра, я так устал...

Тут я вспомнил, что с Танюшей вчера разругался вдрызг и она укатила на другой конец города к двоюродной сестре. И никто меня дома не ждет. Ну и пусть. Пойду на кухню, сам поставлю чайник на плиту, сам налью себе стопарик...

И чего завелась-то моя благоверная? Что она там несла? То ли я ждал у магазина каких-то алкашей, то ли они меня...Чушь!

Я невольно усмехнулся, вспомнив, как она шумела и стучала кулаком по столу, а тарелки прыгали и дребезжали. Смешно это было, но тогда мне было не до смеха.

- Аристон, -кричала она, - Аристон! Арестант Андроидович!

Это мое имя Аристон, а отца зовут Андроном. Такие вот делишки. Когда мы с ней познакомились, я представился, как Андрей. С Аристархом она в конце концов, может, и смирилась бы. Но Аристона простить мне не могла.

Я уже почти дошел до дома, когда увидел сидящего на тротуаре оборванного субъекта. Сидел он с опущенной непокрытой головой, волосы слиплись от дождя, а засаленная шляпа валялась рядом.

"Вот человек, которому еще хуже, чем мне" - подумал я. Нащупал в кармане монету и швырнул в шляпу.

- А?

Он поднял голову и сонно взглянул на меня.

-А, нет, не надо.

Я даже не заметил, что он сделал, но монета полетела в мою сторону, и я поймал ее на лету.

- Ловко...- безучастно отметил он, а я и сам был доволен быстротой своей реакции. Хотя этот бедолага проявил куда большую ловкость, когда кинул монету мне назад, вроде бы даже не шелохнувшись. Не иначе, циркач бывший, спившийся.

- А звать-то тебя как? - я взглянул на него с интересом: вдруг услышу мелькавшее на афишах имя.

- Болон-Йохте – по- прежнему безучастно ответил он.

Я на миг оторопел, потом сообразил:

- Ваши родители, наверно, археологи либо этнографы? Но все равно, дать такое имя…

Поистине, это был мой товарищ по несчастью, с какой стороны не посмотри: одинокий, неприкаянный да еще вынужденный носить имя, какого свет не видывал. Да уж.

И был он такой промокший, замерзший…

- Вот что. – решился я. – Пойдем в пивнушку, выпьем-закусим, не против?

- Да, - сказал он. И как-то странно это прозвучало, по-иностранному. У нас в таких случаях говорят «нет». Я это отметил, но выводов не сделал. И долго еще не делал никаких выводов, отмечая всякие странности.

Пил он как варвар, мешал пиво с водкой, но при этом не пьянел. Даже как-то помолодел, вроде. Теперь он выглядел лет на двадцать пять, моим ровесником. И волосы…от дождя, что ли, мне казалось, они с проседью? Пепельно-русые волосы, как у меня. И одежда не такая уж обтрепанная. Теперь, когда он обсох, я видел, что куртка у него, как у всех, и свитер, и шарф. Да я и сам такие ношу. И вообще похож на меня парень, как брат-близнец.

И вот что я заметил: он-то не пьянел, хоть и пил. А я и не пил, а вот – как будто захмелел. Эмпатия, что ли? Так бывает, когда, к примеру, попадешь в малознакомую компанию, и все смеются каким-то только им понятным шуткам, а ты не понимаешь и все равно смеешься.

В общем, до того я дошел, что начал вдруг рассказывать про всякие наши с Танькой семейные неурядицы, и какая она непредсказуемая и ревнивая. И ревнует не к девушкам (это бы я понял), а к старым друзьям по университету, работе, книгам…И что не может простить мне моего редкого имени…

- Имя – фигня! – внезапно резко произнес он. Я слегка опешил. И вдруг со стыдом осознал, что исповедуюсь перед какой-то весьма сомнительного вида личностью.

- Ну а ты? – после приличной паузы вымучил я из себя вопрос.

-Почему у тебя такое имя? Это же имя мексиканского бога?

Он терпеливо вздохнул, словно сожалея о моей непонятливости.

- Потому, что я – он и есть.

Ну вот, нарвался на психа. Я опасливо отодвинулся, с тоской поглядывая на дверь.

Он ухмыльнулся.

- Похоже, моя очередь быть откровенным. Хорошо. Я расскажу… Покажу. Вернее, ты прочувствуешь.

Он закрыл глаза.

Я не собирался закрывать глаза, я собирался встать и уйти. И все же закрыл. Меня охватила какая-то слабость… Я был как комок размокшей глины…как вода…как туман…

И ощутил запах хвои и дуновение ветра на лице. Было лето. Были сумерки и звезды. В небе надо мной висел ковш Большой Медведицы . Я не узнал его.

Я стоял на дороге, проходящей через лес и покрытой серым твердым веществом. Это было странно. В мой первый приход на Землю я таких дорог не видел. За поворотом время от времени взревывал какой-то жуткий зверь. И сквозь этот рев я слышал, как кто-то взывает ко мне.

Взывающий запинался, словно какая-то сила мешала ему произнести мое имя :

- Йо…те… Йо…те…

Колыхаясь, как сгусток тумана, я заскользил на зов.

И увидел… Железное страшилище с разинутой пастью. Оно чихало и ревело, и испускало клубы смрадного дыма. Возле этого чудища стоял взывавший ко мне человек, он кланялся чудищу, совал руки в разверстую пасть и все повторял первый слог моего имени, в сочетании с непонятными звуками: «Йо..твою…Йо..тебя..».

Туман, из которого состояло мое тело, уплотнился, сделался менее прозрачным, и вот уже я принял облик, копирующий стоящего передо мной человека. Возраст – 40 лет, короткая стрижка, мозолистые руки в маслянистой жидкости. Я двинулся к нему, одновременно сканируя его мозг. И понял, что железный зверь – автомобиль (не роскошь, а средство передвижения), и в нем какая-то неисправность (с зажиганием?)

- При..вет!

Чужая речь пока еще давалась мне с трудом.

- Есть …проблемы?

- Тачка, чтоб она сгорела…

Он со злобой пнул свою машину ногой.

Я бог войны, но и бог-строитель тоже. И в сущности, добрый малый. Во всяком случае, решил быть таким на время своего второго пришествия. К тому же исполнить это его желание мне не составляло труда. Мягко перенеся человека с дороги к кустам, на безопасное место, я слегка прищелкнул пальцами. На месте машины взвился столб огня и дыма.

Красивое было зрелище! Оранжевое пламя, и черный дым, и мечущиеся тени деревьев.

- Аааа….мммм….Бляха… Еще удачно нас отбросило… Как же теперь…

Мой приверженец, видимо, ошалел от счастья и позабыл воздать мне подобающие почести, о чем я, с присущей мне деликатностью, поспешил ему напомнить:

- А неплохо у меня получилось, верно?

Он разинул рот:

- Ты…Ты…

И двинулся ко мне, но не для того, чтобы пасть к моим ногам и даже не для того, чтобы заключить в объятья и облобызать. Напротив, вид у него был, как у разъяренного павиана. И подумалось мне: а не испепелить ли заодно и этого неблагодарного? Но решил, что не стоит: я все-таки добрый бог. И попросту, обратившись в туман, растворился в воздухе.

Вновь приняв облик этого…бррр…отступника, я оказался уже на грунтовой дороге и по-прежнему в лесу. В верхушках деревьев шумел ветер, сквозь ветви светила круглая белая луна, мирный пейзаж навевал приятные мысли. Откуда-то доносилось стрекотание большого жука…нет, не жука. Вероятно, опять машина. И вот уже вторая луна засияла на дороге. Стрекот нарастал, и свет приближался. Я даже на миг глаза прикрыл. А когда открыл, передо мной стоял парнишка в кожаной куртке, военных полуботинках и круглом шлеме, закрывающем нижнюю часть лица. Между ног у него была машина под названием мото-цикл.

- Эй! Станция там?

Он махнул рукой, указывая куда-то вперед.

Я быстро трансформировался, приобретая такую же куртку, такие же длинные волосы…

Шлем я воспроизводить не стал, твердо решив: никаких аксессуаров, хоть намеком напоминающим о войне.

- Там, - уверенно ответил я.

(Станция. Надо запомнить это слово)

- А … Я, кажется, не курил?

- Не понял вопроса.

- Забудь. Глюк какой-то.

Я так понял, что моя трансформация его смутила. Но не надолго. Он продолжил:

- А ты туда топаешь? Хочешь, подброшу? Тебя как зовут?

- Болон-Йокте.

- У… Чур… То есть …этот…гастарбайтер? А по виду не скажешь.

Я хмыкнул:

- А пох мне арбайтен. Я могу из воздуха сколько хошь «зеленых» создать.

- Круто! А посадят?

- Это вряд ли.

Посадить бога было бы и вправду «круто».

Я попытался «вытянуть» из его мыслей, как выглядят эти самые «зеленые»…дол-ла-ры. Но образ был каким-то расплывчатым.

Он же не унимался, хотя глядел почему-то с опаской:

- Слышь, чувак, а чем ты торгуешь?

- Ничем.

-Тогда как?

- Давай доллар.

Он поставил ногу на педаль, явно намереваясь свалить куда-нибудь подальше, и я поспешил пояснить:

- Образец нужен, чтобы показать.

Он помялся и вытащил смятую десятирублевку.

Я протянул ему пачку:

- Здесь сотня. Держи. Мне ни к чему.

- К..круто… Гипноз?

- Взаправду.

Парень нервно сглотнул.

- Я всегда верил, что есть параллельные миры. И магия.

Он поглядел с благоговейным ужасом.

- А ты маг какого уровня?

- Высшего, - не без самодовольства ухмыльнулся я. - Я бог. Добрый бог-строитель из чужедальной стороны.

Мне пришла в голову неожиданная мысль:

- Можно и вправду сказать, что гастарбайтер.

- Х…х…х…

В какой-то миг мне показалось, что облагодетельствованный хлопнется в обморок. Но он только нервно теребил пачку денег.

И вдруг разочарованно протянул:

- У…номера-то одинаковые…Фиг такими расплатишься…

И протянул мне пачку обратно.

И в мозгу его четко засветилась невысказанная фраза:

«Тоже мне… Бог-чурка…»

Я почувствовал досаду - опять сотворенное мной чудо не оценили:

- Да на что тебе! За что платить хочешь! Ну давай я тебе забесплатно сделаю!

В глазах его мелькнул хитрый огонек:

- Хонду можешь?

- Чего?

Парень возвел глаза к небу:

- У меня «Ява». Вот. А я хочу «Хонду».

- Мотоцикл? Образец нужен.

- Поехали. Только шлем надень. То есть, сделай. Чтобы не придирались.

В мозгу его возник образ одетого в черное мрачного Стража дороги.

Перемещаться на мотоцикле мне, в общем, понравилось. Забавно так, будто и впрямь катишь на гигантском насекомом.

- Вот! Здесь!

Мотоцикл остановился перед длинным рядом то ли хижин, то ли одинаковых коробок из металла.

Чертов мальчишка без всякой почтительности схватил меня за руку и куда-то потащил.

Эй-эй! Без фамильярностей! – пытался я его урезонить. Какое там! Он пришел в жуткое возбуждение и остановился только, когда мы очутились перед очередной коробкой.

- Во! Проникнуть можешь?

- Так увижу.

Через минуту он уже мчался на своей новенькой «Хонде» со скоростью сверхзвукового истребителя.

Перед тем, как исчезнуть, он описал вокруг меня круг и крикнул на прощанье:

- Спасибо! Ты добрый бог! Хоть и…

Конца я не расслышал, но и не требовалось.

Он крикнул «…хоть и чурка». Вот хулиган!

Ну что ж, по крайней мере в нынешнее мое явление одного я уже сделал счастливым до конца жизни. Жаль, что она будет недолгой: через пару дней парнишка разобьется вдребезги на своей «Хонде», и я буду присутствовать на его похоронах.

Плачущие родители… И полиция, выясняющая, откуда у парнишки взялась «Хонда». Абсурдный мир!

И все же я должен понять его логику, если хочу тут что-то построить.

Я решил идти по нисходящей линии – сперва зрелый мужчина-автомобилист, потом байкер-подросток, теперь надо идти к детям. А потом? К грудным младенцам? Возможно.

Ночь я провел в большом здании, именуемом «вокзал». Мне оно приглянулось тем, что отдаленно напоминало храм. Хотелось бы только, чтобы храм был малость почище, а паломники являли бы больше священного трепета. Потому что трепетали они в основном за свои пожитки, и ничего священного в этом чувстве я не находил.

Сперва мне очень досаждали Стражи Дома, постоянно любопытствующие, куда я еду и требующие какие-то непонятные «документы». Мысли и речи их были настолько однообразны, что, наконец, мне это надоело, и я сделался невидимым.

В этом виде я мог без помех впитывать разноголосицу мыслей и чувств находящихся в зале. Меня заинтересовал паренек, мечтающий о карьере лицедея. Он мысленно на разные лады и на разных языках повторял не связанные между собой фразы (он называл их «монологи»).

Потом перешел к стихам:

Cuando yo vine a este mundo

te digo,nadie me estaba esperando…

Что означало:

Когда я пришел в этот мир, говорю тебе, никто не ждал меня...

Ну прямо про меня сказано! Я пришел в этот мир нежданным , чтобы сделать людям приятный сюрприз!

Кое-кто дремал, и наблюдая за этими людьми, я задремал тоже. В моем сне мысли и сновидения окружающих людей переплетались с тенями прошлого. Мне снилось, что вся земля –ровная желто-коричневая поверхность, омываемая рекой без берегов. В небе висит большая круглая луна. Я сижу на краю луны, болтаю ногами в пустоте и играю с зернышками какого-то растения, красными, как кровь. Может быть, это и есть застывшие капли крови? Я подкидываю их вверх и ловлю. Некоторые падают на серебряную поверхность луны, подпрыгивают, и я ловлю их снова.

Одно зернышко срывается в пустоту, падает на землю и прорастает. Так на земле появляется первое дерево. Оно покрывается листьями и вскоре на его ветвях появляются плоды. Два самых крупных плода, упав на землю, разбиваются и из них выходят юноша и девушка. Так появились первые люди. Позже созревают другие плоды. Из тех, что упали на землю, появились животные, из упавших в воду - рыбы и прочие водные существа.

Те же, что, созрев, не упали, породили птиц и насекомых.

Когда зверей стало много, юноша с девушкой испугались, и спрятались в ветвях дерева. А звери ходили вокруг и рычали. Тогда юноша и девушка стали бросать в них плоды, чтобы прогнать. Из этих плодов появились другие люди. Так как новые люди вышли из незрелых плодов, они были глупые и злые. Они убивали зверей и друг друга. И звали меня, потому, что им был нужен бог войны.

И коогда они все громко воскликнули «Болон, Болон!», я спрыгнул на землю с Луны.

И превратился в огненный столб. Я тратил всю свою Силу, превращая землю в огонь, и сам исчез. Но исчезая, я все еще слышал: «Болон!»

- Да, баллон с газом взорвался, - над самым моим ухом раздался голос.

Два невзрачных мужичка беседовали о какой-то сгоревшей даче.

Я снова был на земле в другом времени и в другом месте. И пожалел о земле из времени моего сна. И попытался вернуться.

Но это была уже другое время и другая земля. На ней были горы и леса, и сушу омывал бескрайний океан. Вдоль побережья тут и там встречались поселения людей.

И лунными ночами девушки из селений выходили на берег и пели песни. И свет луны отражался в водах. Я же превратился в большого дельфина, подплывал к берегу и пел вместе с ними, и песня моя была прекрасна.

И одна из девушек вошла в воду по щиколотки и воскликнула:

- О, кто ты, поющий такие дивные песни?

А я ответил:

- Я бог Болон-Йохте, и приплыл к тебе, ибо мне приятно глядеть на тебя и слушать твой голос.

И тогда она вошла в океан по колена и сказала:

- Имя твое еще прекрасней, чем твоя песня.

И вошла в воду по грудь, а потом – по шею.

И я посадил ее себе на спину и поплыл с нею по дорожке из серебряного света прямо к луне.

Другие же девушки побежали в свои дома, плача и крича:

- Бог Болон-Йохте превратился в дельфина и утащил одну из нас в пучину океана!

Я же по серебряной дорожке доплыл до луны, и превратился там в юношу, и девушка стала моей женой.

И родила она мне девять сыновей и девять дочерей и были они полу-люди, полу-рыбы .

И лунными ночами приплывали они по серебряной дорожке к берегу и пели песни.

А люди охотились на них, и ловили сетями и убивали топорами и острогами.

Тогда я превратился в огромного кондора и полетел, и спустился на землю, чтобы защитить своих детей.

И там обернулся человеком, и сеял раздор между людьми, и люди стали убивать друг друга.

Детей же моих оставили в покое.

Тогда я рассмеялся…и проснулся, потому, что первый солнечный луч упал мне на лицо.

А это значило, что пора приниматься за дело.

На рассвете я, как и задумал прежде, отправился в поисках детей. Существа, чьи чувства еще не отуманены ци-ви-лизацией (это слово я почерпнул из мыслей некоего господина в очках и с га-зетой в руках), должны были открыть мне, в чем сущность Человека как вида.

Детей не было.

Да и вовсе улицы были пусты. Был ли город безлюден? Нет, люди в домах были. Спали. Кое-кто работал в ночную смену. Я подумал, не вернуться ли на вокзал.

Но тут я услышал приглушенные голоса и хихиканье. Группа парней, чуть постарше моего знакомца-байкера, что-то делали возле стены.

Ребята были совсем лысые, без признака растительности на круглых головах, штаны на них были цвета больной листвы, а на ногах тяжеленная обувь с толстой подошвой, со шнуровкой чуть не до колен. Это летом-то! Да еще какие-то нелепые палки в руках держали…

Самый щуплый из них прислонил палку к стене, а в руках у него оказалась баночка с черной краской. Он старательно выводил на стене буквы:

ГАСИ ЧУРОК И

Я решил принять облик старшего из них: по его манере держаться, и по тому, как держались с ним другие, я распознал царька этого малого племени.

Так я и сделал. Подошел и этак с ленцой спросил:

- «Гаси», это как?

Старший набычился:

-А ты кто такой?

Я ответил, но не на прозвучавший вопрос, а на мелькающие в их головах смутные образы:

- Огонь нельзя гасить ногами, это оскорбление его божественной сущности.

- А ты кто такой! – царек не разнообразил формулировки.

- Чурка, а зовут меня Болон-Йохте.

Царек взревел и кинулся на меня с палкой. Это было очень смешно. Я тут же оказался у него за спиной и исчез. Ну при этом еще слегка коснулся сознания щупленького. Тот бросил краску и кисть на землю, схватил свою палку и треснул своего царька по голове.

Прочих и уговаривать не пришлось. Вся стая кинулась на своего вожака. Они были уверены, что мутузят меня. Уж не помню, чтобы в последнюю тысячу лет я так смеялся.

Когда его сбили с ног и принялись с наслаждением пинать, мне стало скучно и я ушел. Шестерым из семи я подарил минуты счастья, что же еще надо?

Я отправился искать детей.

Солнце уже встало довольно высоко.. Детишки в возрасте от шести до девяти лет играли во дворе. Игра была странной. А с другой стороны – и не очень странной. Возможно, они имитировали охоту койотов на какого-нибудь мелкого зверька. Или людей - на оленя. Или еще что-нибудь. Играющие образовали подвижный круг, в центре которого бегал и швырялся грязью мальчуган лет семи. Был он смуглый, темноволосый и лицом слегка походил на юного крокодильчика. Прочие же с хохотом уворачивались, и он ни в кого не мог попасть, и никого не мог догнать, потому, что хотел догнать и попасть сразу во всех. Они же кричали что-то бессмысленное и, надо думать, обидное:

Раис-горький рис, председатель дохлых крыс!

А еще они кричали:

Раиса, Раиса, девчонка!

Самое удивительное, что этой игре их научил оборванный субъект неопределенного возраста (даже я, бог, не сумел его определить!), с узким лбом и мутным взглядом.

Я шагнул к ним, выбрав для трансформации облик одного белокурого пухленького мальчугана, похожего на лепного купидончика с фронтона дома. Щеки его были перемазаны шоколадом.

- В чем смысл игры? – спросил я.

И он с готовностью ответил:

- Его зовут Раиска, это девчоночье имя. А тебя как зовут?

Я ответил:

-Болон-Йокте.

И в глазенках невинной крошки зажегся хищный огонек:

- Болонка, болонка! Смотрите, его зовут болонка!

Круг детей распался, чтобы сомкнуться вокруг меня.

- Болонка! Ха-ха, болонка!

Я попытался проникнуть в их мысли. Болонкой они называли милого белого пушистого зверька, что тут обидного? Но они считали это обидным. И я обиделся.

«Я кое-что вам подарю – очищающий огонь» Так я подумал. И испепелил всех.

Потом в газетах напишут, что в таком-то дворе, расположенном по такой-то улице, взорвался склад боеприпасов, схороненных со времен прошлой войны. Ужасная трагедия!

А пока что я отправился дальше путешествовать по этому странному миру.

Но тут перед глазами моими замелькали зеленые искры, мир исчез…

Я вновь был собой, обычным человеком с необычным именем и находился за столиком в пивной. Мой двойник сидел напротив и смотрел на меня холодным изучающим взглядом.

Как в тумане я встал и, не заплатив за пиво, вышел на улицу. Пусть божество расплачивается за обоих.

Дома жена меня встретила с ножом в руке. К лезвию прилипли чешуйки. Значит, на ужин будет жареная рыба.

Ну, - мирно спросила моя непредсказуемая, - пообщался с друзьями?

- Нет, с богом пообщался, - ляпнул я.

- Необычное имя, и фантазии необычные, - прокомментировала она уже из кухни. Я прислушивался к шипению масла на сковородке: о, сладостный звук!

- У бога тоже необычное имя: Болон –Йохте.

-- Богу позволительно.

Она явно слушала вполуха, священнодействуя с рыбой.

- О чем же вы беседовали?

- О чем?

Я вспомнил холодный изучающий взгляд своего двойника, его бесстрастный голос:

- Совершенно верно. Я их испепелил. Огонь – великий дар и великое благо.

- Зачем…ты пришел к нам? – хрипло спросил я его.

Он кивнул:

- К богам и бомжам обращаются на «ты». Все верно. Я пришел, чтобы сделать вас счастливыми. Но люди – неблагодарное и бессовестное племя, и до сих пор я не получил от вас ничего, кроме оскорблений и проклятий.

***

Вместо послесловия:

Бог Болон-Йокте не очень понимает отношение людей к смерти. Сам бессмертный, он считает смертность попросту одной из особенностей человека, вроде необычного строения глаз у стрекозы. Эмоции он заимствует у людей, так же, как внешность.

Он и вправду хочет осчастливить человеческое племя, но это трудно сделать: люди никак не могут понять, что же им нужно.

На этой фразе рассказ кончается.

Рассказ №6

Матюшинская быль

Автобус скрипнул тормозами, поерзал взад-вперед в куче раскисшего мокрого снега, и затих. Я была дома.
Ну, здравствуй, Матюшино!
Сколько же я тут не была? Год? Два? Больше. Как умчалась после школы в столицу, так и застряла там, осела, зацепилась за жизнь, обросла друзьями, обустроила пусть съемное, но жилье. Ехать домой не собиралась, если честно. Зачем? Отец, небось, счастлив со своей Лидкой, Сашка с Андрюхой еще учатся. Закончат школу, тогда и братьев к себе заберу.
Но под новый год вдруг позвонила моя школьная подруга, Маринка. Раньше мы с ней
хорошо дружили, и из Матюшина уехали вместе, она – учиться, я – работать. Однако за два года разбежались наши дорожки, и бывшие подружки почти перестали общаться.
А тут, надо же – звонок. И после естественных «охов», «ахов», да обмена вопросами «а ты как?» - Маринкины слова:
- Лиз, тут мама моя спрашивает, ты в Матюшино не собираешься?
- Н-не знаю, - растерялась я, - а что?
- Ну, Новый год все же, может ты к своим хотела приехать. Так вот. Да ты погоди, ты слушай: мама моя просила тебе передать: как приедешь, домой не ходи. Зайди к ней сначала.

Если честно, услышав такое, я зависла минуты на две. А Марина продолжала тараторить:
- Поняла? К маме моей зайди в первую очередь.
- Зачем?
- Да я не знаю. Она говорит, ей тебе что-то сказать надо.
- Странно.
- А то! – и смеется в трубку.
- Это розыгрыш? Сюрприз?
- Да не знаю я, Лиз! Знала бы – сказала.
- А ты, сама, как? Домой не едешь? Может, вместе?
- Не, Лизок, никак не могу! Знаешь, мы тут с ребятами… ну, в общем, я как-нибуть потом. Так маме и передай. Ладно?
- Ладно, - я вздохнула. Эх, Маринка. Да будь моя мама жива, я бы вообще из дому – ни ногой…
Улицы в Матюшино просторные, широкие, и сейчас, когда первым снежком припорошены – даже красивые. Обходя ямы и ухабы на проезжей части, я шла вперед, снедаемая любопытством. Что там еще придумала тетя Света? Зачем мне к ней? Почему мне надо идти сначала к матери моей подруги, а потом уж домой? Чушь какая-то…
И ведь зашла все-таки. Хотя не зайти было трудно: дом тети Светы – как раз на полпути от остановки до нашего дома. Зашла, в дверь запертую постукала, на крыльце потопталась, и… все. Как говорится, «приходите к нам в гости, когда нас дома нету». Пришлось идти домой, хоть и не хотелось. Но надо, раз приехала! Знаю, что там Лидка. Плевать! Да, может, ее и дома-то нет…
Ага, как же.
Я столкнулась с мачехой прямо во дворе. За два года, что мы не виделись, новая жена моего отца располнела, но лишь ниже талии. Шея по-прежнему была тонкой, и лицо – злым, худым. В правой руке она держала еще трепыхающуюся черную курицу без головы.
- Драсьте, - сказала я.
- Надолго? – раздалось неприветливое. Курица конвульсивно дернулась, капли крови брызнули мне на сапожки.
- Не задержусь, - так же холодно ответила я. – За своими соскучилась.
- Проходи, - мачеха кивнула на дверь, и бросила курицу в эмалированное ведро. Лапки птицы еще раз дернулись, и обмякли. Меня замутило. Что за черт! Что я, кур резаных не видела?
- Ужин позже будет! - донеслось мне в спину.
- Не голодна, – бросила я через плечо, проходя в дом.
Переступила порог – и застыла. Эта особа все поменяла! Передвинула мебель, сменила шторы, вместо маминых половичков на полу лежали какие-то колючие синтетические тряпки. И даже пахло в доме по-другому! В моем родном доме пахло не домом, а…какой-то кислятиной!
На столе находилась тарелка с нарезанным малосольным огурцом, тут же огрызок хлеба, сало, початая бутылка водки, стопка. В буфете, где мама держала сладости, виднелись еще две бутылки водки. В углу, возле холодильника – там целый ящик беленькой.
Медленно, но верно я переставала понимать происходящее. Они что, уже Новый год начали праздновать?
- Лиззз…
Отец.
Он стоял, покачиваясь, в дверном проеме, и был такой,… такой… я даже не узнала его сначала. А потом испугалась. Уезжая, я оставляла в Матюшино немолодого, но еще крепкого мужчину, а сейчас передо мной – развалина! Трясущиеся руки и коленки, сам худой, но лицо – опухшее, и – пьяный! Отец, и пьяный? Не пил он раньше, почти совсем не пил, это уж точно!
И только теперь я поняла, что за кислятиной тянуло в доме – это был стойкий, въевшийся во все запах перегара!
- Папа, - слезы сдавали мне горло, - ты что это, а?
- Лизз – повторил он, покачиваясь, - Лизка, доця, приехала-таки, к бате… а я тебя каждую ночь во сне вижу! Тебя, и мамку еще,.. эх, Лиза, пойдем, выпьем… за встречу выпьем…
- Пап, да успеем еще. Вот ужинать сядем, и выпьем. Расскажи лучше, как ты?
- Я? Я тут… - он отвернулся от меня, прошаркал к столу, булькнул себе в стакан горькой. Глотнул залпом, скривился, с шумом втянул воздух, наконец, обмяк лицом. Щеки обвисли, на глаза навернулись пьяные слезы:
- Я хорошо, Лизка, - он всхлипнул, - все есть. Жена, дом. Машину, правда, продал, ну и ладно. А зачем она мне, правда?
- Продал?
Ну, вот эта новость меня просто ошарашила. Чтобы отец продал машину! Да он с нее пылинки сдувал, и разве что в капот не целовал.
- Зачем, папа? Ты же на нее не мог надышаться!
- Ну, и продал. Деньги нужны были, братьёв твоих учить. В городе – знаешь, как жить дорого?
- Знаю, - машинально ответила я, все больше удивляясь.
- Да, Лизонька, вот и ты ему скажи, сколько все в городе стоит, - послышался от порога елейный голос. Мне показалось, что за шиворот тонкой струйкой потекло теплое растительное масло. Как же сладенько ты запела, Лидушка!
- Одежда, обувь, а проезд? А квартиру снять? А еда! Растут же мальчики, им надо хорошо кушать! – правильные слова текли ручейком, руки сновали, сметая со скатерти крошки, доставая тарелки, накрывая на стол. Лидка преобразилась. Куда подевалась угрюмая ведьма с черной курицей в руках? Я даже оттаяла немного, встала:
- Я помогу вам.
- Сиди, сиди, ты же в гостях.
Это я-то, в родном доме, в гостях? Спасибо…
На стол она собрала быстро. Сама налила отцу полную стопку, чуть плеснула себе, налила и мне.
- Спасибо, я не буду, - отвела я ее руку. Отец уже жадно глотал водку, кривился, нюхал кусочек хлеба.
- Брезгуешь с отцом выпить? – недобро спросила Лидка.
- Совсем не пью, - соврала я. – Слушайте, а где Сашка и Андрюха?
- Так в городе, учатся, - опять заулыбалась Лидка, - в училище. В строительном. Лиза, да выпей ты, чего уж там!
Она упорно совала мне рюмку – и я так же упорно отказалась:
- Нет!
- Ну, покушай, - ко мне придвинули тарелку с холодцом. – С дороги, с устатку. Покушай, а потом и выпей. Крепче спаться будет!
- Да, спасибо, - я взяла вилку, и спросила:
- А что мальчишки, приедут? Домой, на праздник? Да ведь и каникулы у них, наверное.
- Не знаю, - отмахнулась Лидка, - ничего не сообщали.
- А как они вообще там?
- Не знаем мы, - Лидка начала сердится, - не едут, не пишут. Совсем отца забыли.
Я пожала плечами.
- А сами-то? Взяли бы, да и съездили к ним. Недалеко ведь.
- На чем? – с Лидки мигом слетела елейная угодливость, - была бы машина, а так – вся на них ушла, обормотов! Никакой благодарности!
- Ну, это вы кому другому расскажите, - не выдержала я, - про то, как на мальчишек все деньги ушли. Только не мне! Училище у нас одно-распроединственное в райцентре, и там, между прочим, общагу дают! Копейки стоит! И питание там – тоже копеечное! А Сашка и Андрей, как сироты, вообще питаться должны бесплатно! И на учебу им идти пешком десять минут! Так что, я не знаю, как два мальчишки на гособеспечении могли за пару месяцев «сожрать» машину! Может, ты знаешь? – я уже почти кричала на Лидку. – Расскажи, давай, мне очень интересно! Я послушаю, отец послушает, и мама там, на том свете, тоже послушает, как ты врать будешь!
Да, меня прорвало. Ну, а как иначе. Уж очень все было шито белыми нитками. Неужели тетя Света хотела мне рассказать именно это? Об отце, Лидке, и проданной машине?
Над столом меж тем наливалась силой зловещая пауза. Лидка сидела белее стенки, и хватала ртом воздух. Ясно было – сейчас «нахватается», и набросится на меня. Но тут вдруг заплакал отец. Обхватил голову руками, мычит, слезами давится:
- Аня, Анечка, плохо мне, плохо… - и у меня ёкнуло сердце. Аней звали мою покойную маму.
- Ну что ты, что ты, - подхватилась, засуетилась Лидка, - ну, что? Болит что?
- Сердце… - всхлипнул отец.
- На, вот, выпей, - Лидка вновь наполнила водкой стакан, - выпей, и все пройдет, все забудется.
- Что ты делаешь! – я оттолкнула ее руку, – ему же плохо! Слышала – сердце болит? Ему нельзя пить!
- А ты отцу не указывай, что можно, что нельзя, - ощерилась она на меня, - и вообще, загостилась ты, дорогуша. Тебе не кажется?
Меня словно ушатом воды окатили.
То есть, меня выставляют вон? За то, что я сказала правду?
Я молча встала, глотая слезы, оделась, подхватила рюкзачок. На пороге уже меня догнал тревожный голос отца:
- Лиза, куда ты?
- Отсюда подальше, - огрызнулась я. Потом все же обернулась.
- Ладно. Бог вам судья, как говорится. Одно прошу: дайте мне номера мобилок моих братьев. Или хотя бы одного кого-то. Я сама им позвоню.
- А, Лидушка? – отец неуверенно взглянул на мачеху. Та глянула на меня – будто кипятком плеснула.
- Нету у них мобилок! Заработают – сами себе купят, и так кучу денег в них вбухали!
- Ах ты жадная тварь, - сказала я с чувством глубокого удовлетворения, - жадная стерва, подлая и жадная сука! Машину прикарманила – неужто пожлобилась пацанам дешевенький телефончик купить? Один на двоих? А? Как только не подавилась, мразь! Ну, погоди, найду я на тебя управу!
- Найдешь, как же! Когда рак засвистит! – кричала мне вслед Лидка, но я уже хлопнула дверью, и выскочила наружу.
Благо, дом тети Светы – недалеко, и окошко светится.
Ну, слава богу - дома…

- Лиза!
- Я это, теть Света, я.
Теплые руки обнимают меня, запах ванили, привычный с детских лет, радует душу.
- Ну, слава Богу! Проходи. А я уж и Маринке звонила… Лиза, дочка, горе-то какое… Сашка и Андрей пропали!
- Как?
- Совсем, Лизанька! Да ты слушай. Они же в райцентр уехали. Поступили в училище, да. Ну, и я, как месяц назад в больницу ездила, задумала их проведать. А что? Дай, думаю,
узнаю, как у них дела. Ищу. А мне говорят: отчислены за непосещения занятий.
- Что?
- Именно так. В деканате сказали: заявления подали, документы – тоже, а к учебе так и не приступили. Ну, у меня сразу сердце и ухнуло. Потому как к тому времени все журавки улетели, а эти двое остались! Кружат над домом вашим, как привязанные!
- Журавки? А при чем тут мои братья?
- А ты смотри: в училище они не появлялись, Лидка от них открещивается – «знать, мол, ничего не знаю», участковый искать, как пропажу, не хочет – говорит, надо по месту прописки заявление подавать, а мальчишки-то уж выписаны. А мне сердце кажет, что тут что-то не то! Лидка ведь сущая ведьма, про то и Галина, аптекарша наша, говорила, и Танька из хлебного ларька.
- Тетя Света, да ладно вам. Была я дома, все там как обычно, вот только отец пьет.
Маринкина мама вдруг побледнела, ухватила меня за руку, встревоженно спросила:
- Дома была? Там, у нее? Лизонька, детка, ты там что-то ела? Или может пила?
Я даже растерялась. Отчего это глаза у тети Светы вдруг такие перепуганные стали?
- Нет, не ела. Ругалась с ней, это было. Но есть – не ела. А что?
- А то, что не все так просто. Вижу, не веришь ты мне, а зря. Ну да, я бы тоже не поверила. Но отца-то ты видела своего? Вот скажи, с чего бы это мужик так пить начал?
- Ну, мама умерла…
- Почти три года назад! А пить он когда начал? Как на Лидке женился! А теперь еще и журавли. Захолодало уж, первые морозцы на землю легли, а эта парочка все тут. Кружит, да жалобно так курлычет. Ну, у меня сердце не камень, жалко их стало – раз, два покормила, дверь в сарайку не закрыла – пусть греются. Так они и прижились.
- Ну, и славно…
- Да погоди. Это же еще не все! Пойдем!
Мы стояли во тьме, лишь небольшой желтый кругляшок света от фонарика лежал на земляном полу. Сарай, что за соседским домом, дышал теплом, вздыхал вкусным коровьим запахом. В сарае было уютно, и совсем не страшно.
- Позови их, - прошептала тетя Света
- Кого?
- Братьев.

И я послушалась. Хоть понимала, что это выглядит крайне глупо – звать в темноту: «Сашка! Андрейка!» Но когда два журавля осторожно вышли из тьмы сарая, и приблизились ко мне, склоняя головы, и поглядывая на меня бусинками глаз… когда, услышав мое растерянное: «Это вы?» прижались к ногам, а в ответ на вопрос «сколько вам лет?» осторожно прикоснулись клювом к моему плечу пятнадцать раз – я не выдержала. Заплакала.
- Теть Света, что же нам теперь делать? – спросила ее, обнимая братьев. Те притихли, ко мне жмутся.
- Эх, детки, да разве ж я знаю? Злое дело сотворить легко, а вот обратно все вернуть – ох как трудно! Одно скажу: верить надо, и надежду не терять. Бог весть, где змея эта, Лидка, набралась силы такой – отцу вашему голову задурила, душу его в водке утопила, тех, кто под ногами путался – в птиц обратила. Но найдется и на нее управа.
- Да какая же?
- А ты сказки вспомни. Там рецепт и найдешь.
Я молчала минуты три… а потом начала горько смеяться.
- Крапива. Крапивные рубашки. «И набросила она рубашки из крапивы на лебедей, и обратились они в двенадцать принцев». Тетя Света, да разве ж такое возможно? Зима сейчас, какая крапива?
- Ну, да, - вздохнула тетя Света.- Но ты все же верь. Ну, а вдруг.
- Ага, вдруг крапива под снегом вырастет. Или рак засвистит…
- Или елка зацветет… - грустно сказала тетя Света.
- Как это? – машинально переспросила я. Просто первый раз такое выражение слышала.
- Ну, говорят, что раз в сто лет на елке распускается диво-цвет, - принялась объяснять тетя Света, - и он может с любого человека чары снять. Расколдовать, то есть.
Я лишь недоверчиво хмыкнула…

Уходили мы утром, едва лишь рассвело.
- На остановку не ходи, - напутствовала тетя Света, - тебя в автобус с двумя птицами не пустят. Ты сейчас как выйдешь, бери правее, через лесок по тропочке, и там уже на трассе попутку поймаешь.
- Спасибо вам, - сказала я, Сашка с Андрюхой щелкнули клювами, и мы пошли. Через лес. Ну, вернее, шла я, а эти крылатые парили где-то над головой. Поэтому все сугробы и кочки доставались мне, конечно же! И когда моя нога провалилась в яму под снегом – кубарем полетела именно я!
И эту странную шишку увидела именно я. Зеленая, очень похожая на бутон розы, она гордо красовалась на кончике еловой лапы, поблескивая в утреннем свете припорошившим ее снежком. Странная, необыкновенная, и – такая близкая, доступная.
Она даже не кололась, когда я протянула руку и сорвала Чудо.
Потом я пять минут прыгала от радости, взметая снег, а потом… села и задумалась.
Цветок один.
Братьев двое.
Как быть?
А еще через пять минут я встала, отряхнула снег, и… повернула назад, в сторону Матюшино. Шла, и приговаривала про себя:
- Ничего. Скоро весна. Снег растает, трава пойдет в рост. Крапивы молодой будет много, и вязать я умею. Справимся! Переживем! Ну, подождать надо пару месяцев, это да. Но ничего! Ведь подождем, да? Правда? А диво это бате отдадим. Ему сейчас нужнее. Вы, как, согласны со мной, братишки?

Рассказ №7

Белая дорога

I
Лес был мрачен и сер, туман змеился между искривленными стволами голых, сухих деревьев. Луна сияла сквозь рваные тучи, серебряная, как никогда прежде. Порою перед глазами колебалась прозрачная завеса, и тогда лес дрожал, точно морок.
Бервин огляделся. Дымка по-прежнему колебалась, она не уходила, оставаясь на грани видимости, будто бы он смотрел через закопченное стекло.
Лес манил, а луна звала. Юноша пошел вперед, ступая по черной траве, которая клубилась, как дым.
Почувствовав чей-то взгляд, Бервин оглянулся и увидел, что на вершине холма сидит огромная волчица, изящная и грациозная, а глаза ее сияют, как угли. Лунный свет заливал поляну, шерсть волчицы серебрилась и отливала металлом. Бервин пошел к волчице, пробираясь сквозь бурелом и заросли кустов. Пригнувшись и пройдя под поваленным деревом, юноша обнаружил волчицу подле себя. Она смотрела долгим, внимательным взглядом. Вокруг все изменилось, и юноша очутился в тесном и сыром подземелье. Белый орел с гневным криком бился о железные прутья. Синее небо манило пленника, но обагренные орлиной кровью решетки не пускали. Бервину стало жаль гордую птицу.
- Ах, если бы ты знал... - прошептал юноша. Память понесла его к дубовой двери, та резко распахнулась, юноша заскользил над полом по темным коридорам, стена расступилась перед ним, коридор стал темней и сузился, пол поднимался вверх, превращаясь в винтовую лестницу. Решетка, еще железная дверь, и снова синее небо сияет над головой. Грозный замок высился над мрачным лесом.
- Ах если бы, - прошептал юноша и проснулся.
Вскочив с низкого ложа, он очутился в небольшой комнате с каменными стенами. Ложе было застелено шкурами, на полу ковер, в темном углу жаровня. Подбежав к окну, Бервин распахнул шторы, впуская лунный свет. Он не был столь пронзительно-серебряным, как во сне, но все же высветил циферблат механических часов.
- Вторая стража, - пробормотал Бервин. - Все равно скоро вставать.
Быстро одевшись в полотняные штаны, кожаные сапоги и куртку на меху, он освежился холодной водой из умывальника. Опоясался длинным кинжалом, накинул плащ на плечи, капюшон на черную шевелюру, и, выскользнув из комнаты, прокрался по широкому коридору. Было темно и тихо. Только летучие мыши изредка шуршали и вскрикивали на каменных потолочных балках.
Подойдя к стене, Бервин повернул большой камень, как рычаг, и в стене отворилась потайная дверь. Теперь он шел по коридору из того сна, о котором юноша уже не в первый раз запретил себе думать после пробуждения. Пришли новые мысли.
"Завтра будет ужасный день", - с печалью думал юноша. "Чего бы я только не отдал, чтоб эта ночь длилась вечно".
Дойдя до глубокой ниши, он вошел туда и скрылся в тенях. Вскоре отблески фонаря осветили промозглый коридор - закутанная в плащ фигурка приближалась неслышными шагами. Юноша затаил дыхание. "Какая же она красивая", подумал он, когда дрожащий свет осветил нежные черты девичьего лица. Высокие скулы и выпуклый лоб, нос прямой, а брови вразлет. Юное лицо дышало порывистой свежестью.
Выйдя из тени, Бервин заключил ее в объятия:
- Кайрин!
Фонарь звякнул о пол, и двое приникли друг к другу. "Никогда, никогда я не хочу терять ее", горько подумал Бервин. Грядущий день страшил неизбежностью.
Бервин пил ее клубничное, теплое дыханье, перебирал черные пряди, пахнущие сиренью. Он целовал ее мягкие губы и рдяные щеки, восхищался белой шеей и точеными руками.
Черные мысли отступали, как ночь перед солнцем.
- Ты самая лучшая, - прошептал Бервин. - Самая красивая, я тебя люблю больше всего на свете.
- Правда? - горячо спросила Кайрин. - И ты меня не забудешь?
- Никогда.
Под плащом руки юноши скользили по трепещущему телу Кайрин, и снова, снова он искал ее поцелуев.
Вдруг Бервин отстранился, настороженно огляделся.
- Что? - выдохнула Кайрин.
- Ничего не слышишь? - юноша увлек ее в глубокую нишу. Тут и девушка услышала металлический звон, порывистое, хриплое дыханье. Кто-то приближался. Бервин приложил палец к губам, и влюбленные затаились во мраке.
Из-за угла показался некто. Он не был ни рыцарем, ни слугой. Высокая, почти медвежья фигура, косматая борода, от века не чесаные лохмы волос. Маленькие глаза скрыты в тенях под надбровными дугами, вместо одежды рваные лохмотья. Кандалы на руках и ногах с оборванными цепями - так вот что звенело по полу! От него несло железом, кровью, застарелой грязью и еще чем-то неуловимо-звериным.
- Это же дикарь из проклятых земель! - пробормотал Бервин. - Не может быть...
И вышел из тени. Преградив путь, он выпрямился во весь рост и громко объявил звенящим голосом:
- Стой, беглец. Именем графа я беру тебя под стражу за преступления! Не смей бежать, иначе я убью тебя на месте.
Беглец остановился, странно покачиваясь.
"Он что, пьян?" - подвился Бервин. И тут же с изумлением заметил струйку пены, стекающую изо рта на бороду беглеца. Тот хрипло дышал, и постепенно дыхание перешло в рык.
- Да он безумен! - воскликнула Кайрин.
- Стой смирно! - крикнул Бервин. - Я не пущу его!
Из этой части коридоры вело два выхода: один за пределы замка, куда стремился беглец, а другой - в замок, и этот путь был беглецом прегражден. Бервин вытащил кинжал.
- Тише, волчонок, - пробасил дикарь. - Спрячь железку от греха подальше.
И схватил железный обруч кандалы на правой руке. Потянул, напрягся - и обруч лопнул, как гнилой пергамент. Кайрин ахнула. Бервин бросился в атаку, задыхаясь от страха, потому что за миг до этого разглядел огненный блеск в глазах беглеца. Тот отскочил, и странно было видеть такую прыть в огромном теле. Перехватив обрывок цепи, он превратил кандалу в подобие тяжелого кистеня. Поигрывая оковами, варвар плотоядно глядел на Бервина. Тот взмахнул кинжалом, и едва увернулся от выпада - кистень оказался длинней.
Громила наседал, стальные звенья со звоном и свистом рассекали воздух. Бервин кидался из стороны в сторону, подпрыгивал, приземлялся. Пока что юноше удавалось уходить от сокрушительных ударов, но случая для атаки не представлялось.
"Эх, вот бы сейчас меч, или даже копье!" - промелькнуло в голове, когда цепь обвилась вокруг запястья, вырывая кинжал из вспотевшей ладони. Беглец ловко перехватил оружие Бервина свободной рукой, подсечкой сбил юношу с ног и коленом прижал к холодному полу.
Кайрин выскочила из темной ниши и с отчаянным криком бросилась на великана.
- Беги! - завопил юноша, но дикарь уже был на ногах. За миг до этого Бервин чувствовал холодное лезвие кинжала, но не у горла, а почему-то у руки. Пользуясь неожиданной свободой, он вскочил на ноги - чтоб снова упасть. Это дикарь сделал Кайрин подсечку, ловко направив ее падение прямо на Бервина. Время было упущено. Узник огромными скачками несся к выходу.
- Ты не ранен? - Кайрин подняла фонарь, осматривая подавленного Бервина. Тот сидел на полу, запустив руки в волосы.
- Нет. Не ранен...
- У тебя кровь.
- Где? А, это. Пустяки.
Длинный порез на тыльной стороне правой руки. Кровь сочилась и капала на пол. Бервин туго обмотал порез краем плаща. Почему так, почему... не на горле?
- Нужно его задержать. Я пойду, позову стражу. Далеко он не мог уйти, - скрипя зубами от досады, Бервин поднялся.
- Нет, стой, - Кайрин схватила его за руку. - Не надо, не рассказывай.
- Почему? Откуда пленник может знать про тайный ход наружу? Его еще можно поймать.
- Послушай, не надо. Пожалуйста. Ты представь, что будет, если тебя спросят, что ты делал здесь ночью? Вдруг они узнают, что мы встречались? Отец убьет тебя.
- Я его упустил, - гнул свое Бервин. - Упустил!
- Ты - еще оруженосец, а он здоровый дикарь. Ты так храбро сражался за меня!
- Я сам догоню его, - Бервин рванулся к выходу, но Кайрин повисла на нем.
- Да постой же! Это безумие.
- Среди нас может быть предатель, - юноша скрипнул зубами. - А может, это колдовство? Ты видела? Беглец безумен, он истекал слюной, точно бесноватый, а глаза его горели огнем. Он слишком сильный и порвал цепи, будто гнилую пеньку.
- Вот и остановись, не губи себя!
- Тогда я прослежу, куда он побежал.
- Тебе нельзя выходить за пределы замка. Вспомни, ЧТО живет за этими стенами.
Оруженосец замер, закусив губу.
- Послушай, - Кайрин положила руки ему на плечи. - Наутро мой отец узнает, что узник сбежал через секретный ход. Отец - хороший кастелян, он больше не допустит такого. Ничего, слышишь? Ничего не изменится, если мы не скажем. Ради меня, ради нашей любви, не говори ничего!
Бервин хмурился, на скулах его ходили желваки. Он вспомнил белого орла в клетке и то, как он во сне пролетел по тайному ходу. Неужели это всего лишь сон?
- Ты помнишь, что будет завтра? - ласково спросила девушка.
- Да.
Неизбежность снова наступала.
- Приедет этот... Которого я в глаза не видела, но должна полюбить.
Бервин опустил голову. В нем закипала ярость.
- Но я буду любить только тебя! - прошептала Кайрин. После долгого поцелуя Бервин выдавил:
- Ты станешь графиней Найбера. Думаю, ты будешь счастлива.
Он и сам не знал, зачем сказал об этом. Возможно, хотел утешить Кайрин.
- Я тебя никогда не забуду! - девушка прижалась к его груди.
- Когда меня посвятят в рыцари... Обещаю, что буду служить тебе, как служу сейчас графу Хайнгорму. Мы ведь будем видеться, и довольно часто.
Как будто частые встречи сделают их счастливыми.
- Мы постоянно будем на виду. Будем видеться, и даже парой слов перемолвиться не сможем. Почему ничего нельзя изменить? - девушка прижалась сильней. - Как хотелось мне быть с тобою всегда, и не прятаться в тенях.
Повисла тишина. Бервин не нашел новых слов утешения, и сменил тему.
- Я мог бы стать таким, как он, - Бервин кивнул в сторону туннеля, по которому сбежал узник. - Если бы граф Хайнгорм не подобрал меня, не спаси он ребенка из Проклятых земель, я и сейчас молился бы ложным богам.
- И мы никогда бы не встретились...
Их поцелуй снова был прерван. Вооруженные люди бежали по коридору, с руганью и звоном оружия. Свет факелов плясал по стенам. Бервин мигом потушил фонарь и утянул Кайрин в темную нишу. Стражники промчались мимо них.
- Через тайный ход!.. Проломил стену!.. Он одержимый! - доносились обрывки фраз.
- Стража ищет беглеца, - сказал Бервин. - Пойдем же. Замок просыпается.
Проводив Кайрин до лестницы, ведущей к ее комнате, Бервин пробрался в свою. Перевязав кровоточащую руку, он скинул пропитанный кровью плащ и запихал под кровать. Позже надо будет отчистить.
Надев перчатки, чтоб скрыть порез, оруженосец опоясался длинным мечом, надел укрепленную куртку и помчался на службу.

II
Двое гвардейцев дежурили у двери.
Граф был высок, сед и мрачен. С лица его, иссеченного старыми шрамами и порезами, никогда не сходила замкнутая угрюмость. Щеки впалые и заросшие щетиной, крючковатый нос напоминал орлиный клюв, косматые брови нависали над холодными голубыми глазами. Коротко стриженые волосы топорщились ершиком, горделивая осанка выдавала привычку властвовать. Кастелян стоял напротив, и что-то говорил, тихо и тревожно.
Бервин с поклоном вошел и встал у стены, не глядя на господ. Хайнгорм большими глотками пил воду из кубка.
- Может быть, это колдовство, ваше сиятельство! - донеслось до Бервина. Кастелян Бархеон, хоть и приходился родичем Хайнгорму, во всем являл полную ему противоположность. Граф сухощав - Бархеон кряжист и даже толст. Массивная фигура кастеляна скрывалась под просторной мантией, окладистая черная борода прикрывала мясистые щеки. Только крючковатый нос и льдистые глаза напоминали о родстве этих людей. Казалось удивительным, что столь грузный и некрасивый человек мог произвести на свет такое грациозное создание, как Кайрин.
- Колдовство невозможно, - сквозь зубы процедил Хайнгорм. - Пока в часовне хранится тиара Селвирана, никакие темные чары не имеют власти в этом замке.
- Тогда предательство. Кто-то подсказал ему, где искать выход.
- Навряд ли нас предал кто-то из охранников. Да и не допросишь их. Они мертвы. Говоришь, узник был одержим?
- Только одержимый мог порвать цепи, сломать решетку, убить двух стражей, проломить стену!
- Демон тоже исключается. Тиара, не забывай.
- Тогда кто-нибудь из проклятых духов.
- Нет смысла гадать. Поставь охрану у тайного хода, теперь дикари знают, где он. Его нужно завалить.
- Позвольте не согласиться. Заваливать нет необходимости. Если мы будем готовы к обороне, этот ход слишком мал и тесен, чтоб взять с его помощью замок. С учетом предстоящей военной кампании совместно с таном Маэллом, некому будет по нему пробираться снаружи.
- Кстати о Маэлле. Как идут приготовления к свадьбе твоей дочки?
- Превосходно. Эля наварено двадцать бочек, мука, колбасы, мед, бараны и свиньи, все готово. Ближе к пиршеству пекари испекут хлеба.
- А поход?
- Оружейники трудятся день и ночь. Осмелюсь сказать, дружина Найбера оснащена лучше всех в округе. Панцирей, стрел и прочей снасти в избытке. Нечисть из Проклятых земель затрепещет при виде соединенного войска Хайнгорма, графа Найберского, и Маэлла, тана Айхла.
- Ну что ж. Пусть рыцари седлают коней. Выставь охрану у тайного хода, который уже не тайный. Пока не замуровывай, но приготовь камни и каменщиков. Стереги мой замок, и через три дня я вернусь с женихом для твоей дочки.
Бархеон удалился.
- Бервин, - граф кивнул оруженосцу. Тот прошел к шкафу с оружием и принялся облачать графа. Оруженосец надел на него нараменники и поножи, кожаный подкольчужник, кольчугу, и стал затягивать ремни панциря с золотой насечкой.
Граф хмуро молчал, как, впрочем, и всегда. Бервин не помнил его веселым. Говорили, в молодости Хайнгорм был совсем другим, а потеря близких подкосила его.
- Ждешь ли битвы, юноша? - спросил граф.
- Жду, ваше сиятельство. Говорят, будет великая война, и чудовищам из Проклятых земель не спастись.
- Если будешь храбро сражаться и делать то, чего от тебя ждут, ты заслужишь свои шпоры. Я посвящу тебя в рыцари.
- Благодарю, ваше сиятельство.
Снова повисла тишина. Бервин застегнул наручи, прикрепил наплечники, и опоясывал Хайнгорма тяжелым мечом. Массивную рукоять с тяжелым противовесом покрывали золото и гранаты.
Накинув на плечи Хайнгорма белый плащ, расшитый зеленым чертополохом и черными башнями, юноша поднес тяжелый шлем с такой же башней на гребне.
- Ты до странности хмур, оруженосец, - промолвил Хайнгорм. Бервин поднял глаза с встретился с немигающим взором господина. - Ты болен?
- Нет, ваше сиятельство. Я здоров.
- Тогда в чем дело?
Что должен быть сказать на это бедный оруженосец? "Я люблю дочку кастеляна и хочу жениться на ней, а вместо этого должен встречать ее жениха, распроклятого Маэлла, тана Айхла. А еще, возможно, я указал пленнику путь на свободу". Но что-то сказать было нужно.
- Тот узник, беглец... Говорят, он одержимый.
- Коли так, то не демоном. Нас охраняет тиара святого Селвирана. И это точно не злые чары.
- Он же проломил стену и порвал цепи. Откуда он узнал, что за стеной тайный ход наружу?
- Думаю, в него вошел какой-то из мелких духов. На большее они не способны, да и мало их. Я думаю, про ход ему подсказал дар предвидения, которым обладают духи. Бодрись, юноша. Скоро будет битва, ты станешь рыцарем. Ищи случая проявить себя перед Маэллом, когда-нибудь он станет твоим графом.
- Господин, - дернулся Бервин.
- Да?
- Покорно прошу простить. Но... Я... - и замолк.
- Что? - Хайнгорм сверлил его взглядом.
- Я бы предпочел служить вашему прямому потомку.
- Мои потомки убиты, а других нет, и этого не изменишь. Кастелян - мой родич. Он и его дочь Кайрин - единственные законные наследники замка Найбер. Бархеон станет графом, когда я умру. А заключив брачный союз с Маэллом, мы объединим два владения и сокрушим всех врагов. Я хочу, чтоб ты служил Бархеону и детям Кайрин, как и мне. Пойдем же, в походе ты должен нести мой щит.

III
Дорога из белого камня извивалась, утекая за горизонт. Камни ее потрескались и раскрошились от времени, между ними пробивались стебли подорожника. Некогда гладкое полотно бугрилось, взломанное мощными корнями деревьев. Тракт считался старым еще до Падения, теперь же некому было его обновить. Серые, иссушенные ветви нависали над головами, создавая зловещие тени. Проклятые земли по обе стороны источали угрозу. И даже такая, побитая, покореженная, полуразрушенная, Белая дорога оставалась артерией жизни для малочисленных анклавов людей, уцелевших после Падения. Именно по ней двигались вооруженные до зубов торговые караваны, отряды дозорных и дружины правителей.
Оглянувшись, Бервин проводил взглядом сумрачный Найбер, который, будто медведь, уселся на крутом утесе, полный решимости защищать его до скончанья времен. Где-то там, в одном из окон главной башни, стояла заплаканная девушка. Все думали, она беспокоится за жениха, а на деле Кайрин плакала по другой причине.
Рыцари ехали тесным строем. Позади волочился обоз под охраной латников и копейщиков. Лучники шли в середине. Бервин ехал рядом с Хайнгормом, держа его щит, как и полагалось оруженосцу.
- Смотрите не отставайте! - усатый сержант в задних рядах наставлял новобранцев. - Кому по нужде приспичит, ждите привала и ступайте вдесятером. Если совсем невтерпеж, под себя ходите. Кто отстанет, искать не будем. А если кто отобьется в пути, и вернется в одиночку, пускай оружие сразу бросает, да на колени становится. Иначе стрелу в пузо без разговоров. Почем знать, может, это не губошлепый растяпа, а перевертыш подменный. Только особо не надейтесь, скорее солнце замерзнет, чем заблудившийся одиночка вернется из Проклятых земель.
Лес молчал. Облака невнятно грозились дождем.

IV
- Спой нам, Гириад! - просили рыцари, сидя вокруг жаркого пламени. Пахло мясом и вином. В такой компании как-то забывалось, что вокруг протянулся мертвый лес. Певец в расшитых красными шнурами одеждах откашлялся, и положил лютню на колени. Чуткими пальцами коснулся струн, и запел, тихо, печально:

Веселый пир, и эль ручьем,
И рыцари вокруг.
- Налей еще, испей до дна
Сегодня, добрый друг.

Моя прекрасная жена
Мне дарит сыновей.
Родились два младенца
Днесь. Слуга, еще налей!

Так граф в тот вечер говорил,
Тибольден из Найбера.
И рыцари с ним ликовали,
Жила в их душах вера.

И сладок был в тот вечер эль,
Огонь пылал в камине.
Был весел граф, его друзья
Пеклись о господине.

Бервин знал эту песню. Он слышал ее множество раз, потому что песня эта была о графе Хайнгорме и гибели его рода. Когда-то давно жена графа Тибольдена подарила мужу близнецов, Хайнгорма и Кадора. Считалось, что Хайнгорм из них старший. Сыновья росли крепкими, сильными, и граф не мог нарадоваться на них. Но когда он сошел в могилу, Кадор оспорил первенство брата и заявил о своих правах на титул.

- Никто не ведает о том,
Кто первый между нами.
Пусть небеса рассудят спор
Железными словами!

Так рыцарь Кадор говорил,
А меч блистал в руке.
Огонь в глазах его сиял,
И в сердце гнев кипел.

Но Хайнгорм уклонился от поединка с братом, и поставил его перед выбором: либо он откажется от притязаний, либо пусть отправляется в изгнание. Кадор выбрал второе. В Проклятых землях он сумел добиться уважения дикарей, и стал их правителем.

О, как велик и грозен он,
Изгнанник-господин!
В груди его пылает жар,
И гнев неутолим.

Нашлось немало храбрецов,
Принявших смертный бой.
Красна земля у ног его,
И головы горой.

В жены себе Кадор избрал колдунью, опаснейшую и мудрейшую в проклятых землях.

Лицо ее, как лунный свет,
Глаза всего милей.
И стан прекрасен, спору нет,
Но нет ее хитрей.

Волчица Магда гибель всем
Врагам своим сулит.
Опасней ведьмы не сыскать,
Хоть мир весь обойди.

Но в замке Найбер хранилась великая реликвия, тиара Селвирана, и потому даже могущественная ведьма не помогла Кадору победить. Он собрал большое войско, всех тварей, дикарей, мертвецов и чудовищ Проклятых земель, и обложил замок со всех сторон. Осада длилась больше года. От голода умерла молодая жена графа Хайнгорма, и его сын-младенец. После этого Хайнгорм вышел один из ворот Найбера, и вызвал Кадора на поединок.

Броня сверкает, как заря,
И искры словно дождь.
Удар, удар, смертельный пляс...
Брат, что ты не встаешь?

Так Хайнгорм сразил своего предателя-брата. Вражеское войско дрогнуло и побежало, а дружина Найбера преследовала их много дней. Хайнгорм разорил и сжег поселение проклятых, но был милосерден к невинным.

И вышел граф из дома, что
Почти пожар спалил.
Держал ребенка на руках
Найберский господин.

Бервин опустил голову, потому что знал, эта часть песни про него. Это его Хайнгорм вынес из горящего дома, привез в замок и растил, будто сына своего вассала. Так, по милости Хайнгорма, сын неизвестного лесного язычника стал оруженосцем, и скоро станет рыцарем. После смерти семьи Хайнгорм принял обет безбрачия, так велико было его горе.
Песня окончилась, ветер шептал среди мертвых кустов. Приглушенно переговариваясь, воины расходились для отдыха.

V
И снова шел Бервин по черному лесу, под ослепительной луной. Сорвав большой серый цветок, юноша наблюдал, как тот развеивается дымом и рассыпается прахом в руке. Что-то было иначе, не так, как раньше.
Бервин понял: дымки нет! Пелена, что клубилась на краю зрения, и порою затмевала взор, исчезла.
Волчица появилась неслышно, возникла перед ним неожиданно, как всегда. Шерсть ее заблестела, сияние ослепило, и пропало, а на месте волчицы стояла женщина неземной красоты. От ее великолепия захватывало дух. Гладкая, белоснежная кожа, глубокие темные глаза, гибкий стан, а волосы уложены в сложную прическу. Только платье незнакомки поражало простотой. Ни золота, ни кружев - белое полотно облегало изящные формы. Возраст ее нельзя было определить. Двадцать или пятьдесят, оставалось загадкой.
- Кто ты? - Бервин удивленно отступил.
- Я та, - негромко сказала женщина, - кто произвела тебя в этот мир. Я - та, кто всегда с тобой. Я - твоя мать. Я - Магда Волчица.
- Это сон, - юноша опустился на поваленное дерево. - Я просто сплю. Нужно просто меньше песен слушать.
- Конечно, Бервин, это сон! - Магда присела рядом. - А песни здесь не причем. Мы и раньше встречались.
- Нет, не встречались.
- Волчица - это я. Разве ты не понял?
Юноша сжал голову руками.
- Волчица... Конечно, как же я не догадался. Это уж слишком. Я хочу проснуться. Сейчас я проснусь, и все будет как раньше. Все будет отлично. Сейчас, сейчас...
- Послушай, - теплая рука коснулась его плеча. Голос был нежен и тих: - Зачем ты так стремишься сбежать? От чего ты бежишь? Разве здесь льется кровь, или тебя мучают призраки? Это похоже на кошмар? Здесь тихо, светит луна, и твоя мать говорит с тобой. Впервые за шестнадцать лет.
Бервин уронил руки.
- Разве это не чудесный сон? - продолжала колдунья. - Тебя ничуточки не волнует - а что же дальше?
- Ну и что же дальше? - вздохнул оруженосец. Пробуждение не приходило.
- Ты сказал, что проснешься, все станет, как раньше, и тебе будет хорошо. Но скажи... - Магда склонилась к его уху: - Хорошо ли было раньше? Разве бодрствуя, ты счастлив? И ничто тебя не терзает, не смущает твой ум? Разве та, чей облик ты показывал волчице, рядом с тобой?
Рядом с Бервином появилась еще одна фигура, охваченная сиянием. Когда свет погас, перед ним сидела Кайрин, сидела и радостно улыбалась.
- Ее и здесь нет. Это сон, - Бервин резко махнул рукой, и девушка пропала.
- Я вижу, ты беспокоишься. Разве я страшная?
- Видите ли... миледи. Я не видел Магду Волчицу, но, ежели вы являетесь, представляетесь ею, да еще и говорите, будто вы моя мать... Прости Господи. Похоже, у меня крыша протекает. Волчица хотя бы не разговаривала.
- Вот именно, дружок, - улыбнулась женщина. - Волчица не разговаривала, и не спроста, - проведя по лбу Бервина пальцем, Магда отвела в сторону прядь волос. - Впервые за шестнадцать лет я вижу тебя, какой ты есть. Высокий и красивый. Как вырос ты, и совсем не похож на того маленького, крикливого младенца.
- Граф Хайнгорм спас меня из огня, и отец мой - не Кадор Предатель, а неизвестный дикарь.
В ответ Магда расшнуровала корсаж, обнажив шею и верхнюю часть груди. Там зиял уродливый шрам.
- Вот след от удара, которым меня наградил граф Хайнгорм, когда врывал тебя из материнских рук. Он бросил меня умирать в огне.
- И где были твои знаменитые чары?
- Рожая тебя, я ослабла.
- И почему не сгорела?
- Выпрыгнула из окна с противоположной стороны дома. Потом меня прятали женщины моего племени. Такая была суматоха, ты не представляешь, - Магда усмехнулась.
- Это может быть колдовской сон, - промолвил Бервин. - Может, это злые духи искушают меня.
- Может, и так, - ведьма пожала плечами. - А что такое зло? Представь себе на миг, что это правда. Что Кадор, так называемый Предатель, на деле старший из двух братьев. Что мы зачали тебя. У тебя есть мать, Бервин. Которая любила тебя каждый миг твоей жизни, и любит теперь. У тебя есть родичи, готовые принять тебя как равного.
Бервин стиснул зубы. Мысль о том, что его мать жива... опьяняла. Всю жизнь он считал себя сиротой. Никто не обнимет, не приласкает. Ничего, кроме службы и повиновения. Любая мать хороша, даже если это Магда Волчица.
- О каких... о каких родичах ты говоришь? О безбожных дикарях? У меня уже есть родичи, рыцари замка Найбер.
- Безбожных? - Магда рассмеялась. - Ну серьезно, Бервин. Что ты знаешь о нашей вере? Что мы молимся мертвецам, демонам, пьем кровь младенцев и тому подобный вздор? И рыцари. Какие они родичи? - хмыкнула колдунья. - Они даже не друзья тебе. Это господа, перед которыми нужно шапку ломать. В лесу у тебя может быть мать, славное имя, там тебя примут как равного. Там помнят о твоих прирожденных правах.
- О каких правах речь?
- О правах на графство Найбер. На которое по законному праву притязал твой отец. Коль скоро Хайнгорм не женат и бездетен, ты - единственный законный наследник.
- Так, хватит! - Бервин вскочил на ноги. - Этот сон затянулся. Я хочу проснуться.
И побежал через лес, перепрыгивая через кусты и коряги. Бежал он недолго. Юноша снова очутился перед поваленным деревом, на котором восседала улыбающаяся Магда.
- Ты демон, чтобы терзать меня? - юноша отшатнулся в страхе. - Теперь ты будешь являться каждую ночь?
- Нет. Не буду я тебя терзать, - улыбка сошла с лица Волчицы. Она встала и подошла к нему.Протянула руку, чтоб погладить по щеке, но он отшатнулся. Магда остановилась.
- Я докажу, что я не демон, и это не просто сон. Ты волен выбирать. Когда ты проснешься, в лагере будет неспокойно. Но кровь тех, кого ты зовешь сородичами, не прольется. Я не желаю причинять тебе боль. Представь, что у тебя есть мать. И беги в лес. Там мы встретимся наяву. Другого случая не будет. И если ты выберешь прежнюю жизнь, я пойму, тогда твои сны прекратятся. Вот тебе мое слово!
Бервин проснулся от громкого крика:
- Подъем, тревога! Вставай, отряд, на нас напали!

VI
Нащупывая оружие, Бервин поднялся и рванул к графскому шатру. Вокруг стояли грохот доспехов и ругань до небес, но, как ни странно, врагов не было видно.
Граф стоял у входа в шатер в подкольчужнике. Хайнгорм не раздевался в походе.
- Что там происходит, Бервин? - крикнул старик.
- Я не знаю, проснулся от шума!
- Там оборотни, ваше сиятельство! - доложил подбежавший сержант. - Часовые видели, волколаки бродят вокруг.
В подтверждение этих слов тоскливый вой донесся из непроглядной чащи. Вой нарастал, в него вливались все новые голоса. Бервин ругнулся и заткнул уши. Зубы оруженосца мелко стучали.
Граф схватил его за локоть и встряхнул.
- Быстро в шатер. Кирасу мне и топор. Будем отбиваться.
Совладав с собой, юноша снял с подставки тяжелую броню. Внезапно полог шатра над головой провис и лопнул, прямо на голову сержанта свалилась огромная мохнатая туша. Волчище лязгнул зубами у горла вояки, проскользнул между ног у Хайнгорма, который бросился к оружию, и выскользнул из палатки.
- Вот дьявольщина! Он же прям на меня свалился! - изрыгая проклятия, сержант вылетел вслед за волколаком.
- Не спи, кирасу мне! - заорал Хайнгорм.
Но в этот раз лопнула стена палатки, и в ней оказался... тот самый беглец, с которым Бервин столкнулся в тайном коридоре. На этот раз он был в кольчуге, в меховом плаще и с мечом в каждой руке. Граф бросился в бой, размахивая боевым топором. Враг мастерски уклонялся от сокрушительных ударов, его мечи казались двумя сверкающими колесами. Не долго думая, Бервин огрел дикаря по спине тяжелой пластиной кирасы. Тот выкрикнул что-то неразборчивое, и бросился из палатки через прорезанное им же отверстие, бросив напоследок:
- Эй, молокосос, догони, если сможешь!
Юноша застыл, и стая диких мыслей промелькнула в его голове. Оборотень мог загрызть сержанта, дикарь явно сражался в четверть силы, да и волколаки подозрительно медлили с атакой. "...кровь тех, кого ты зовешь сородичами, не прольется"... Что, если у него есть мать? "...Другого случая не будет"...
И, внезапно решившись, он ринулся за врагом, между пылающих огней, между ошеломленными часовыми, прямо в лесную чащу, навстречу волчьим завываниям.
- Стой, Бервин, ты куда? - крикнул Хайнгорм.
- Назад, проклятый олух! - это был сержант.
- Стой, назад, вернись к огню! - вторили солдаты.
А он все бежал, перепрыгивая через ветки и коряги. В конце концов, видеть любимую каждый день, и знать при этом: она принадлежит другому, и другой - твой граф и повелитель. Уж лучше быстрая и героическая смерть в бою.
Но смерти Бервин так и не встретил. Дикарь-беглец куда-то пропал, ищи теперь в темноте. Во сне хотя бы луна светила. Волчьи завывания не смолкали, только стали дальше и тише.
Запыхавшись, юноша остановился. Запал угас, теперь оруженосец проклинал свой дурацкий порыв. Оглядевшись, он даже не обнаружил отблесков лагерных огней.
- И что теперь? - мрачный вопрос самому себе. - Пошло оно все. То-то сержант меня дубинкой обработает.
Кажется, он прибежал оттуда. С мрачной обреченностью Бервин стал продираться обратно.
Магда Волчица возникла так же внезапно, как это было во снах.

VII
Замок Найбер высился на самом гребне крутого утеса, точно риф посреди темного моря, каким казался иссушенный лес этой пасмурной и беззвездной ночью.
Тучи клубились сумрачным пологом, и казалось, что Найбер острым шпилем донжона царапает их плотные, ватные, края. Грозный замок превратился в размытый силуэт, но Бервин и без того отлично представлял себе, как выглядит место, бывшее ему домом в течении шестнадцати лет.
С юга замок стерегли многочисленные форты и башни поменьше, рассыпанные в изобилии среди укрепленных ферм и крестьянский угодий. Там же находились главные ворота Найбера. В случае очередного Нашествия крестьяне могли укрыться там и спрятаться за высокими стенами. На севере высились скалы, башни лучников и катапульты покоились на стенах и утесах, будто горгульи. Ни одна армия не могла бы захватить замок с севера.
Однако Бервин шел именно с севера, и войско Проклятых земель следовало за ним.
Прошло всего три полных дня с той ночи, когда юноша оставил графский лагерь. Но все изменилось, все, что можно было изменить.
В авангарде неслышно крались следопыты, которые поклонялись теням. Их способность скрываться казалась Бервину феноменальной: в буро-зеленой одежде, с зеленой краской на лице, с нашитыми на плащ ветками и листвой, такого воина с десяти шагов можно было спутать с кустом.
По левую и правую руку шли берсерки и варвары, огромного роста, с буграми мускулов, покрытые синими священными татуировками. Татуировки изображали важнейшие вехи из жизни воина: инициацию, количество убитых врагов и зверей на охоте, победы в ритуальных поединках и многое другое. Помимо этого варвары наносили на тело красками военные узоры: алая на руках символизировала кровь врагов, а черная на лицах изображала череп духа смерти.
Вооружены эти воины были как попало: хороший рыцарский меч рядом с самодельной дубиной, составной лук по соседству с кожаной пращой. С доспехами дела обстояли не лучше: дубленые кожаные панцири, ржавые кольчуги и разномастные части трофейных доспехов. Самые свирепые берсерки и вовсе шли в бой с голыми торсом. Таких уважали, как воплощенных духов.
Замыкали строй два десятка гигантов в неподъемной для человека броне. Четырех метров росту, клыкастые и злобные, гиганты внушали ужас. Их побаивались даже берсерки. Своими могучими ручищами великаны могли сломать дерево. Головы их были гладкими, как яйцо, а глаза маленькими, желтыми и тупыми. Больше всего великаны гордились размером своего брюха. Считалось, что, чем сильнее, страшнее и свирепей гигант, тем лучше он питается. Они прикрывали брюхо начищенной железной пластиной, похожей не то на исполинский таз, нет то на массивный щит.
Оборотни и лакки следовали в качестве резерва. Их юноша так и не рассмотрел как следует. Звериные воины держались особняком и только серыми тенями маячили вдали.
Рядом с Бервином шел тот самый пленник, который сбежал из темницы Найбера, а знаменосцем был вампир. Он казался самым обычным из всей этой немыслимой компании. Обычный человек, ничем не примечательный, разве что бледный, как штукатурка, и тощий, будто только что из тюрьмы. Вампир все время молчал, а самому завести беседу у юноши не хватило духу.
Бервин не видел знамени. Завернутое в чехол, оно издалека мало чем отличалось от длинного обтесанного бревна.
Бывший оруженосец не успел привыкнуть к своей необычной свите. Большую часть времени он шел потупившись, и при виде всех этих алых глаз, острых клыков и диковатых улыбок ему становилось не по себе.
Примерно вторыми по человечности после вампира казался давешний варвар-беглец.
"Знакомься, это Ульбер", - сообщила Магда. "Он храбрый из храбрых, только ему хватило мужества сдаться в плен ради того, чтоб доставить мне твоей крови. Он же бросился прямо в сердце графского лагеря, чтоб отвлечь твое внимание".
"Моей крови? Когда он успел?".
"Твой кинжал, и порез на руке, помнишь?"
"Значит, все это было подстроено? И его плен, и бегство, и наша драка в коридоре?".
"Конечно", - может, Магда и ведьма, но улыбка у нее была доброй и красивой. Материнской. Бервин сидел за столом, знаменитая Волчица из песен наливала ему молока в большую глиняную кружку.
"Зачем же нужна была драка?".
"Чтоб я смогла говорить с тобой во снах. Для этого нужна прочная духовная связь. А кровь - это вместилище души. Ты мой сын, потому-то я все эти годы и могла являться тебе в облике волчицы. Но этого было недостаточно. Оттого-то сны твои раньше были такие нечеткие, зыбкие. Ты сам рассказывал мне о своей жизни, и даже показывал образы, сам того не понимая. Пусть нас разделяли высокие стены, я все равно знала о том, как ты растешь, чего боишься и чего желаешь. Знала о твоих радостях и печалях. Знала, когда ты ходишь на свидания с Кайрин. Она хорошая девушка. Вы прекрасно друг другу подходите. С помощью Ульбера наша связь укрепилась, и ты увидел мой настоящий облик".
- Давай, волчонок, - хлопок по спине прервал воспоминания Бервина. Ульбер пригнулся к земле, кутаясь в серый плащ - под цвет земли и травы. - Дальше ты сам. А то нас заметят. Не пасуй, ты знаешь, что делать.
Проклятая рать остановилась. Воины опускались на землю для ожидания, и все совершенно бесшумно - ни хрустнет ветка, не звякнет кольчуга. Лес молчал, как молчал всегда.
Бервин двинулся к высящимся над головою башням Найбера. Замок давил на него своей громадностью. Бойницы смотрели холодно и равнодушно. Пробираясь через бурелом, среди скал и оврагов, Бервин двигался к тайной двери, о которой поклялся молчать на Священной Книге.
Раскидав ветки и листья, оруженосец увидел тусклый блеск металла. Низкая дверь по расположению походила на люк, искусно встроенный прямо в скалу.
Глубоко вздохнув, Бервин постучал.
- Откройте, ребята! Это я, Бервин, графский оруженосец!
"Сдайся в плен, как сдался Ульбер, храбрейший из храбрый. Твоя миссия ничуть не хуже его. Поверь твоему отцу, который теперь живет в твоей груди".
Когда скрипела, отворяясь, мощная дверь, Бервин почувствовал ликование и ярость... Не свои, а того, кто жил внутри него. Он неслышно смеялся и... Состояние духа напоминало разминку воина перед битвой. Пусть у призрака нет ни рук, ни ног, ни даже тела, он предвкушал сражение и победу.
Бервину стало тоскливо и грустно. Отец был занят своими мысли, и юноша сомневался, что призванный дух вообще осознает, что заключен в тело собственного сына.
Взведеннный самострел глядел прямо в лицо оруженосца. Еще двое охранников выскочили из черного проема и, припав на колено, внимательно осматривались вокруг. Бервин бросил меч на землю и опустился на колени, подняв руки. Так велел закон.
- Глянь-ка, - удивленно переговаривались стражники, - это и впрямь Бервин.
- Какой Бервин?
- Оруженосец графов.
- А-а-а, тот, который давеча в лесу пропал?
- Он самый. Что делать будем?
- Вокруг спокойно, - сообщил один из арбалетчиков.
- Так... - стражник внимательно осматривал юношу. - Следов порчи и гниения нет, щеки розовые, глаза черные, красным не сверкают. Клыков-когтей не видно, хвоста и крыльев тоже, слюна не течет. Вроде живой и даже не одержимый, а там кто его разберет.
- Ты как же вернулся, малец? Я слышал, что ты кинулся в лес, кишащий волколаками.
- А я убил одного, спрятался под тушей, обмазался кров

Рассказ №7, продолжение

обмазался кровью, и лежал, покудова не рассвело. Войско графа их хорошо отвлекало, меня никто не почуял. Как рассвело, я в замок пешком пошел, потому что отъехали мы не так уж и далеко.
- Вот повезло, так повезло. Ладно, берем его.
Связав Бервина по рукам и ногам, стражники втянули его в черный проем двери.
Там его снова осмотрели, заковали в кандалы и под охраной повели к графу.
- А что же, встретил его сиятельство тана Маэлла? - поинтересовался Бервин.
- А то. Встретил, и проводил его с дружиной в замок. Теперь тут не протолкнешься от этих айхлов. Везде нос суют, на языке своем несуразном чирикают, союзнички. Того и гляди, все харчи сожрут.
- И когда же свадьба дочки кастеляна с таном?
- Погоди ты про свадьбу. Сперва помолвка. Вроде как господа уже собрались пировать. Сегодня о помолвке расскажут да союз заключат, а завтра уже и в церковь пойдут. Ты гляди, какой любопытный, а. Рад поди, что из Проклятых земель спасся? Погоди, сержант тебя поучит, как из лагеря без спросу бегать.
"Это вряд ли" - хмыкнул Бервин про себя. Теперь назад дороги нет. К худу или добру, все будет иначе.
"Когда настанет срок, твой отец пробудится в тебе, и станешь ты великим воином, непобедимым, ужасным. Никто тебя не сможет остановить. Твой отец твоими руками уничтожит тиару Селвирана, и тогда я смогу колдовать даже в Найберском замке. Дети Ночи пойдут на штурм, я помогу им чарами, мы завладеем крепостью, и ты станешь графом".
"Я не могу!" - Бервин был в ужасе. "Ты просишь, чтоб я убивал друзей, тех, кого я считал братьями по оружию. А как же слуги, которые ни в чем не виноваты, а простолюдины в деревнях?".
"Погибнут немногие" - успокоила его Магда. "Я знаю, среди Детей Ночи есть такие, которые ненавидят всех остальных. Есть безумцы, одержимые, фанатики. Но я не такая. Если я смогу колдовать в Найбере, то создам чары, которые успыпят, ослабят или внушат ужас защитникам замка. Тех, кто не сможет сопротивляться - а их будет много, если тиару уничтожить - просто возьмут в плен. И простолюдинов я не собираюсь вырезать. Они люди подневольные. Обложи их посильным налогом, дай земли и семян, не тронь их жен и детей, и они станут подчиняться. Поворчат, конечно, зато уже в следующими поколении поверят в тех же богов, что и новые господа. Овец надо стричь, а не драть с них шкуру".
Бервина вели по винтовой лестнице вниз. Такой удачи он не ожидал: его вели в подземелье, где располагалась крипта с тиарой. Похоже, он сумеет ее разбить, даже не подняв на уши всю замковую охрану.
- Кого это вы ведете? - раздался властный голос.
Посреди коридора стоял Бархеон, кастелян и наследник Найбера, отец прекрасной Кайрин. По пятам грузного старика следовали его собственные охранники в белых туниках.
- Мы от подземного хода, господин. Вот, извольте видеть: вернулся пострел, оруженосец его светлости.
- Как? - кастелян приблизился. - Посвети! - один из его воинов поднял факел над головой Бервина.
- Тот самый оруженосец? Вернулся живым из Проклятых земель?
- Так точно, господин! - бодро отвечал стражник. - Ведем вот к графу.
- Возвращайтесь на посты. Мальчишку давайте сюда, дальше я сам.
Стражники отчаянно скучали на постах. Появление Бервина стало для них неожиданным развлечением. Воякам хотелось узнать, что будет дальше, да и выслужиться перед владыкой лишний раз. Но приказ есть приказ. С неохотой сдав пленника людям в белых туниках, они удалились восвояси.

VIII
- Как смел ты нарушить мой приказ? Как смел забыть обо всем, чему учили тебя все эти годы? - граф, в праздничном камзоле, расшитом жемчугом, стоял посреди крипты. Видно, он молился здесь в одиночестве, когда кастелян привел Бервина.
Крипта представляла собой усыпальницу всех графов Найбера. Каменные надгробья высились длинными рядами, изваяния лежащих графов покоились на них беспробудным сном.
Железные светильники разбрасывали неровный свет.
Граф стоял спиной к толстой, будто ствол тысячелетнего дуба, колонне, возвышавшейся в центре крипты. В колонне виднелось золотое окошко в форме солнца с гневным ликом грозного ангела. За дверкой скрывалась ниша, в которой покоился ларец со священной тиарой.
Напротив графа стоял связанный Бервин, двое людей кастеляна и сам Бархеон. Бервин молчал. Он чувствовал себя странно. Так близко от исполнения своих мечтаний, от власти, на которую он прежде не смел и надеяться. В то же время юноша сгорал от стыда перед самим собой. "Предатель я или нет?" - тщетно вопрошал он снова и снова.
Вот граф, который так много дал ему, но отнял еще больше. Вот расторопный, многомудрый отец его возлюбленной, который никогда в жизни не отдаст ему свою дочь. Вот простые солдаты, которые защищали его, Бервина, от всех ужасов Проклятых земель.
Да, в Проклятых землях были ужасы. И оборотни, и мертвецы, и ведьмы... Все, как в Священной Книге. И в то же время все было иначе. Вблизи демонический ореол рассеялся, и все чудовища превратились в нечто обыкновенное. Во что-то, с чем можно свыкнуться.
- Ты молчишь? - граф сложил руки на груди. - Зачем вернулся, чтоб рыбой притворяться? Говори уже. Как выжил, чего хочешь, почему я не должен тебя на конюшню отправить?
- Потому, ваша светлость, не надо меня отправлять на конюшню, - неожиданно вымолвил Бервин, - что я племянник ваш. И законный наследник этого замка.
Повисла тишина. Глаза Хайнгорма расширились, он выглядел, будто пораженный громом.
- Что ты сказал? Что? - кастелян схватил Бервина за подбородок. - Как смеешь ты столь наглым образом врать?
- Да, я сын Кадора. И, раз уж у его светлости Хайнгорма нет иных наследников, то я - будущий граф, а не вы, кастелян. Еще я прошу у вас руки вашей дочери, Кайрин. Я ее люблю, она меня тоже. И если вы отдадите ее мне в жены, то я позволю вам сохранить должность кастеляна в мое правление.
Бархеон отступил на шаг, затем расхохотался и отвесил юноше пощечину.
- Значит, ты Встретил свою мать, - глухо промолвил Хайнгорм.
- Простите, что? - Бархеон обернулся к графу.
- Да, - подтвердил Бервин. - Магду Волчицу, мою мать. И она все мне рассказала.
Владыка Найбера опустил голову. Повисла тишина.
- Вы спасли меня из горящего дома, но почему не сказали правды всем вассалам? Почему предпочли скрывать эту тайну?
Граф продолжал молчать.
- Знаете, - кастелян переводил взгляд с одного на другого. - Меня удивляет ваша реакция, дорогой Хайнгорм. Вы ничего не желаете мне поведать?
- Оставьте нас, - граф кивнул стражникам, и те покинули крипту, удивленно переглядываясь.
- Как вы знаете, Бархеон, в год осады Найбера умерли моя жена и маленький сын. Когда мы победили, то вошли в главное стойбище проклятых, и я спас Бервина из горящего дома. Но, коль скоро правда открылась, то знайте, что в доме том была Магда Волчица. Она недавно родила, и потому ослабла. Я думал, что убил ее. Позже разведчики доложили, что это не так. А ее ребенка я убить не смог. Я держал Бервина на руках и думал о том, как он похож на собственного моего сына, которого я похоронил в этой крипте. Вот это надгробие, - граф указал в дальний угол. - Там он лежит, рядом со своей матерью. На вершине надгробия изваяли молодого воина в доспехах, хотя младенцу исполнилась всего лишь пара недель. Когда я видел подрастающего Бервина, то думал о том, как мог бы выглядеть мой Доргел.
- Я соболезную вашей утрате, и соболезновал всегда, - негромко молвил Берхеон. - Но к чему это сейчас? Мальчишка заявил о своих правах. Вы намерены признать его?
- Нет, конечно, - вздохнул Хайнгорм. - Мои вассалы этого не поймут, и вы по-прежнему наследник.
- Благодарю. Однако этот молодой человек опасен. Представьте, что за разговоры пойдут среди солдат, среди простолюдинов и рыцарей? Что скажет наш союзник Маэлл?
- Послушай, друг мой, - граф положил руку Бервину на плечо. - До чего же не вовремя ты принялся раскрывать секреты.
- Нужно его убрать, - сказал Бархеон. - Это слишком опасно. Только внутренней смуты нам и не хватало.
- У меня совсем нет времени, - покачал головою Хайнгорм. - Уже сейчас союзники ждут меня на пиру. Потом мы все обсудим, а сейчас, юноша, тебе нужно побыть под охраной и все обдумать. Я надеюсь, ты меня поймешь.
- А я вас понял, граф, - сказал Бервин. - Я понял, что был для вас чем-то вроде комнатной собачонки. Напоминал вам о том, что могло бы быть и чего вы лишились. И никогда у вас не хватит чести признать меня законным наследником того, что мое по праву. Не желаю больше такой жизни!
- А еще, - донесся издалека голос кастеляна, который зачем-то отошел к двери, - очень странно вышло с этим бегством. Наверняка мальчишка одержим или что-то вроде того.
Дверь крипты распахнулась, вошел графский гвардеец. Он шатался, по кольчуге текла кровь.
- Измена! - прохрипел рыцарь, и упал, загремев доспехами.
Вслед за ним входили люди кастеляна в белых туниках, забрызганные кровью, с обагренным оружием. Шестеро рыцарей в тяжелой броне входили друг за другом. Один из них присел над мертвым гвардейцем, чтоб обтереть клинок о его плащ.
- Очень, очень, очень трагичный случай одержимости, - прошептал кастелян, прикрывая тяжелую дверь в подземелье.

IX
- Что происходит? - удивленно спросил граф. - На нас напали? Кто убил гвардейца?
- В философском смысле, ваше сиятельство, его убил я, - вздохнул Бархеон. - Когда-нибудь я бы сделал это, но мальчишка подвернулся очень уж кстати. Теперь все будут думать, что в него вселился дух, и он перебил пяток рыцарей и нашего дорогого сюзерена.
- Как ты мог? - Хайнгорм медленно покачал головой. - Ты, кого я держал по правую руку, мой наследник и друг?
- Да, Хайнгорм, - Бархеон глядел печально. Приложив ладони к глазам, он стер мнимые слезы. - Мне жаль, но я вынужден. Вы, ваше сиятельство, еще крепки и сильны. Лет тридцать вы точно проживете. А я уже сейчас стар и слаб. Немощь стоит на пороге. Я не могу ждать тридцать лет, понимаете? Рано или поздно, это должно случиться.
Хайнгорм обнажил меч и приготовился к бою.
- Давайте, изменники! - крикнул он. - Я вас убью, как убил Кадора.
- О, это большой вопрос, - Бархеон подбоченился. - Вы уже не тот, что прежде, здесь шестеро рыцарей, и не абы каких. Лучшие воины замка! Поверьте, мне очень жаль. Я понимаю, как это нелегко: сперва брат, затем умерли родные, этот мальчишка права требует, теперь вот я... Что поделать, так велит провидение.
Но провидение велело иначе.
Бервин почувствовал ярость Кадора. Словно волна, дух поднялся в груди, захватил и тело, и душу оруженосца.
- Не смей! - сказал Кадор низким, грудным басом, - не смей лишать меня мести.
- О Боже, у него глаза алые, - охнул один из рыцарей. Между тем Бервин стряхнул с себя веревки и цепи, будто солому.
- Я - Кадор, - рычал он. - Узнал, братец? Я пришел сюда взять мое!
Один из рыцарей замахнулся мечом, одержимый уклонился, схватил второго рыцаря за руку с мечом, вывернул меч, рубанул по затылку. Пригнулся, увернувшись от удара, ударил ногой по коленной чашечке третьего рыцаря. Тот упал и завыл. Четвертого Кадор погнал в глубь крипты, уходя от трех оставшихся, и когда он ударился о стену, поднырнул под меч и вогнал свое оружие подмышку, в щель между панцирем и наплечником. Подоспели трое оставшихся. Они наступали локоть к локтю, мечи - как частокол. Подняв только что убитого за края панциря, Кадор с нечеловеческой силой швырнул его на врагов.
Один отскочил в сторону, двое повалились под грузом тела. Отскочивший угодил горлом прямо на лезвие одержимого, который быстрее молнии рванулся вперед. Второй захлебнулся своей кровью, пытаясь выбраться из-под тяжелого трупа: юноша уколол сверху в шею. Третий успел вскочить, потому как из-под ног мертвеца легче выбраться, чем из-под туловища. Уворачиваясь от рубящего удара сверху, Кадор прокатился по полу и наотмашь метнул меч, который застрял в черепе противника.
Теперь одержимый оглянулся на прочих свидетелей. Уцелевший воин, грязно ругаясь, полз к двери. А граф Хайнгорм держал за шиворот Бархеона, который извивался, желая бежать из крипты.
- Держи свою добычу, мертвец, - холодно молвил граф. - Я не бежал от тебя при жизни, и теперь не побегу.
И швырнул Бархеона под ноги мертвеца. Тот подобрал с пола один из мечей и занес его над кастеляном. Тот, как ни странно, молчал. С момента пробуждения Кадора он не издал ни единого звука, только тяжко сопел. Поднявшись, он взглянул в пылающие алым глаза оруженосца, а затем расправил плечи, вздернул подбородок и сказал:
- Не буди лихо, пока оно тихо. Он и впрямь одержим, да мне с того не легче. Бей, проклятый, и утрись, если ждешь мольбы о пощаде.
Одержимый и в самом деле медлил, только не потому, что ждал мольбы. Это Бервин отчаянно боролся за собственное тело. Его предупредили, что будет страшно видеть, как чужой управляет его поступками, но не предупредили, что будет так холодно, безнадежно и пусто. Кадор занял все тело без остатка, загнав Бервина куда-то вглубь, в тесный и затхлый закоулок души. Юноша ослеп, оглох. Он не слышал ни себя, ни что происходит вокруг. Он бился, кричал и сопротивлялся, но все было напрасно. Отчаянным усилием он смог пробиться к глазам и увидел перед собою кастеляна. Увидел его горделивую позу, разглядел морщины на щеках и седую щетину. Не смотря на кажущееся равнодушие к смерти, губы Бархеона дрожали, в серых глазах прятался страх.
- Нет! - выкрикнул Бервин беззвучно. - Нет! Я не убью отца той, кого люблю!
И удесятерил усилия.
"Пусть он злодей", - думал юноша. "Пусть предатель, пусть все равно умрет, только не от моей руки!"
Рука одержимого разжалась, меч зазвенел о пол. Тело юноши стояло неподвижно, рот оскален, слюна стекала на грудь. Глаза полыхали алым и лезли из орбит, и ад смотрел из них. Хоть и был кастелян предателем, перед смертью он проявил отвагу. Мало кто стоял бы неподвижно при виде такой картины. Сотрясаясь от дрожи, одержимый потянулся за мечом.
"Отец, отец!", звал юноша. "Ты где, услышь меня! Я не хочу так!"
Ответом была только звенящая пустота. Кастелян заморгал, и вдруг со всей силы ударил по лицу одержимого. Из расквашенной губы потекла кровь, но голова даже не дернулась. Судорожно подрагивая, Кадор тянулся к мечу. Развернувшись, Бархеон метнулся к двери. - Куда собрался? - Хайнгорм сгреб его за грудки.
- Послушайте, граф, не глупите. Надо уходить!
- Я не стану уходить, - Хайнгорм толкнул его на массивное надгробие. - А вот тебе придется.
- Что придется? - кастелян сполз на пол.
- Тебе придется позвать охрану, и чем быстрее, тем лучше. Потому что мертвец пришел сюда уничтожить тиару Селвирана, и тогда погибнут все. Если поможешь, то я никому не скажу про твое предательство. Иди!
Граф прошел через крипту и встал между одержимым и золотым солнцем на колонне. Бархеон поднялся и оглянулся на перекошенного одержимого.
- Хайнгорм, почему вы его просто не убьете? Сейчас лучший момент.
- Он борется, время еще есть. Есть способы спасти Бервина.
Кастелян, оглядываясь, выбежал из комнаты.
"О Боже!" - взмолился Бервин. "Я схожу с ума от этой пустоты и слепоты! Я пошел к проклятым, потому что ждал лучшей участи, а вместо этого нашел погибель. Если ты есть, яви мне знак, помоги избавиться от призрака".
Пальцы одержимого нащупали оружие, тот выпрямился, посмотрел на Хайнгорма и промолвил все тем же хриплым, не юношеским голосом:
- Все храбришься, узурпатор?
Граф молчал. Мертвец пошел прямо на него.
Когда Бервину снова вернулось зрение, он увидел блеск скрещенных мечей. Мощным ударом мертвец выбил меч из рук Хайнгорма, и юноша снова перешел в атаку на призрака, захватившего тело. Рука одержимого повисла, Хайнгорм отскочил и подобрал меч с пола.
- Рази! - крикнул одержимый молодым голосом.
- Бервин? - Хайнгорм остановился.
- Смирись! - рыкнул дух, из глаз полыхнуло алым.
- Сражайся, Бервин! - Хайнгорм понял, в чем дело. - Сражайся!
"Тебе не видать победы!" крикнул беззвучно Бервин. Словно в ответ, одержимый сделал рывок и вогнал меч графу в плечо. Тот закачался и закрыл спиной золотое солнце.
"Будь ты проклят!" - снова беззвучный крик. "Получи!".
На миг обретя зрение, юноша перекинул меч из правой руки в левую, и с размаху ударил по кисти. Как ни ужасна была боль, она оказалась лучше могильной тишины. Кисть болталась на полоске кожи, кровь хлестала ручьем.
- Как ты уничтожишь святыню без рук? - звонко крикнул Бервин. Бросив меч на пол, он потянулся к лезвию левой рукой, и... Снова стал собой. Кадор исчез без следа. Магда Волчица склонилась над сыном.
- Храбрый, глупый... - прошептала она. - Без руки и без графства. Что с тобой сделал твой Бог? А Кадор меня подвел, как и раньше.
Встав, она взглянула на Хайнгорма, который по-прежнему закрывал собою золотое солнце.
- Что ты здесь делаешь, ведьма? - прохрипел тот. - У тебя нет здесь власти.
- Зато есть сонный порошок, - ответила та, потянувшись к сумке на поясе.
- Не делай этого! - сипло сказал Бервин, а меч его сверкал у горла колдуньи. - Мне было знамение, что мой Бог сильнее твоих призраков.
- Что? - опешила она. - Это я прогнала дух Кадора, ты не понял?
- Какая разница? Я еще раньше стал побеждать. Кто из одержимых смог такое? Брось сумку.
Магда отстегнула кошель от пояса. Он упал под ноги.
- Уходи, - сказал Бервин. - Уводи свой народ прочь отсюда. Даже если меня казнят за измену, вам не победить. Теперь я знаю, что не так уж вы и сильны. Уходи... мама.
И поцеловал ее в бледную щеку.
Колдунья взглянула ему в глаза, повернулась и покинула крипту.

X
Когда наконец-то появились охранники, граф приказал выжившему рыцарю со сломанной ногой во всеуслышание рассказать о том, что видел. После этого Хайнгорм приказал схватить кастеляна и заточить в темницу. Никто не мог заявить, будто владыка не держит слова.
Хайнгорм и Бервин сидели рядом, когда лекари перевязывали их раны. Правую руку Бервина пришлось отрезать совсем, и тот в оцепенении рассматривал уродливый обрубок.
Хайнгорм посмотрел на оруженосца и сказал:
- Вот тебе мое слово: проси у меня то, чего желаешь. И твое желание я исполню. Можешь просить руки Кайрин. Только, - Хайнгорм помолчал, - я не смогу нарушить обет, данный союзнику. Кайрин уже обещана другому. Поэтому, похоже, вам с Маэллом предстоит поединок. Если, конечно, он не погнушается дочки предателя.

Рассказ № 8

Вампир

Августовский дождь заливал продрогший город. В ранних сумерках очертания предметов казались зыбкими и переменчивыми. Самая большая городская гостиница, гордо именующая себя отелем «Престиж», призывно светилась желтыми и розовыми огнями. В подсобном помещении при свете настольной лампы склонились над модным журналом две очаровательные девичьи фигурки. За чтением светской хроники время тянулось незаметно.
Наконец одна из девушек, худенькая и смуглая, устало отодвинулась от стола и сонным голосом сказала:
- Ерунда это все. Можно подумать, так интересно знать, почему Вася Пупкин в одиннадцатый раз развелся и на ком он собирается жениться в двенадцатый раз.
- Ты ничего не понимаешь… Это же богема. Продюссеры, актеры, музыканты. Там такие деньги крутятся. Это жизнь, куда нам с тобой нет ходу. И не будет, пока ты за кого-нибудь из наших постояльцев замуж не выскочишь.
- Нужны они мне, вот еще…
- Карина, тебе уже двадцать три скоро стукнет. Ты так всю жизнь и собираешься проходить в горничных?
- А что мне, принца на белом коне ждать? Так принцев всех разобрали давно. На наш с тобой век только кони остались, - с грустной улыбкой произнесла та, которую звали Карина.
- Ну зря ты так, - обиделась ее подруга, - я тебя уже сколько зову. С ребятами бы познакомилась. Посидели бы.
- Маш, ты прости, конечно, но я на твоих ребят даже издали без дрожи взглянуть не могу. Они какие-то плоские все, что ли. И лица… как это… кирпича просят… вот. Я лучше книжку почитаю.
- Ага. Книжку. Про вампиров опять. Не надоело? Может и я тебе кажусь, как это называется, примитивной? Может ты и со мной только потому что работаем вместе? – Маша готова была всерьез обидеться.
- Нет. Ну что ты? – испугалась Карина и тут же попыталась сменить тему.
- Пошли в кино. Завтра. Только мы с тобой.
- А что показывать будут?
- «Сумерки» - интонация, с которой было произнесено это единственное слово, могла сказать очень много о Карине и ее вкусах и увлечениях.
- Ладно, пойдем. Мне этот, Роберт Паттинсон тоже нравится.
- Не Роберт Паттинсон, а Эдвард, - поправила Карина.
- Ну, какая разница? – возмутилась Маша.
- Большая. Я смотрю фильм, и мне совершенно однофигственно, как зовут этого героя в другой жизни. И не интересно, что он ест на завтрак и какой его любимый цвет.
- Странная ты. Зацикленная какая-то. Ладно, я понимаю, можно фанатеть по живому человеку, но ты читаешь книги про вампиров, смотришь фильмы про них, и что дальше? В реале-то ты что делаешь? Комнаты прибираешь. А жить как?
- Ну, я же живу – улыбнулась Карина.
- Ты не живешь. Ты как будто спишь всегда. И видишь сны. Очнись, подружка, вампиров не существует.
Тут Карина как-то вся засветилась изнутри, глаза ее заговорщицки заблестели. Она улыбнулась еще шире и произнесла восторженным шепотом:
- А вот и существуют, - торопливо соскочила со своего места, заглянула за дверь, осторожно ее закрыла и вернулась к столу.
- Ты только никому не говори. Ладно?
Маша скептически следила за манипуляциями подруги, обреченно вздохнула и кивнула своей рыжей головой.
- Он у нас остановился. Уже два месяца здесь живет. Я сначала не обратила внимания. Потом удивилась: почему человек так странно живет. А потом присмотрелась и все поняла. Машка, у него глаза красные. Когда свет падает под определенным углом, прямо как кровь…
- Остановись. Что ты несешь? Приехали. Спасу нет от этих вампиров. Теперь они нам за каждым углом мерещиться будут.
- Да ты послушай меня! – рассердилась Карина. – Он за два месяца ни разу днем на улицу не вышел. Никто не видел, чтобы он спускался в ресторан. Днем он всегда в номере. А убираться не дает. Заставляет ночью приходить. Я там была пару раз. Никаких следов, личных вещей, ничего. Как призрак.
- Какой номер-то?
- 213.
- Ну и что? Может, он сова и днем спит, вот и требует, чтобы его не беспокоили. А может он преступник и скрывается от полиции?
- Неправда! Ты его не видела, чтобы такое говорить!
- А ты много видела преступников?
- Он не преступник! Потому что он вампир. Хоть раз меня послушай и поверь!
Маша подозрительно вгляделась в лицо Карины, нахмурилась, помолчала несколько секунд, и, наконец, важно изрекла:
- Ты втюрилась. В постояльца. Поэтому он тебе вампиром кажется.
- Да у тебя вообще в голове только это! Слово-то какое нашла мерзкое – втюрилась. Ничего подобного. Просто встретить в нашем городе вампира – неожиданно.
- Ну-ну… Неожиданно – передразнила Маша, - Скажи еще, что он тебя интересует с познавательной точки зрения.
Карина задумалась. Взгляд ее стал мечтательным.
- Если бы он меня с собой позвал – уехала бы, даже не задумалась.
- И мать бросила бы?
- Да мать меня не бросила только потому, что я ей деньги на бутылку каждый день таскаю лет с пяти! Как же мне это все обрыдло! – взгляд девушки упал на часы. – Все. Баста. Смена началась. Пошли дружить со швабрами и тряпками.

Три заветные цифры на темной двери тускло поблескивали золотом. Третий раз заходила Карина в эту комнату, затаив дыхание и изо всех сил стараясь преодолеть дрожь. Загадочного хозяина двести тринадцатого номера она почти не видела, только пару раз мельком в коридоре, хотя старательно подкарауливала его, порой даже в ущерб своим прямым обязанностям.
Наскоро прибравшись и пропылесосив, девушка не выдержала и полезла в шкаф. Потом в тумбочку. Снова нигде никаких личных вещей. Почти отчаявшись, заглянула под кровать, и с замиранием сердца обнаружила небольшой чемоданчик, нечто среднее между саквояжем и дипломатом. Безумно дорогая вещь, обтянутая кожей рептилии. Карина никогда не видела ничего подобного. Естественно, чемодан был закрыт.
Если бы девушку спросили, что она ожидает там найти: запас донорской крови или черный шелковый плащ, она вряд ли смогла бы четко ответить. Какая-то неведомая могущественная сила, не любопытство и не алчность, заставляла ее вновь и вновь нажимать на кнопочки кодового замка. Времени она не замечала. Из ступора девушку вывел короткий щелчок. Саквояж открылся.
На алом бархате, как на витрине в музее, лежали потрясающе красивые предметы из неизвестного металла. Сначала Карина только восхищенно их рассматривала, и лишь через несколько минут сообразила, что видит перед собой оружие. Несколько сверкающих небольших звездочек с острыми лучами. Кажется, их называют сюрекены, вспомнила девушка. Великолепный кинжал с ручкой в виде дракона. И тонкая удавка из проволоки с двумя костяными ручками на концах.
Деликатное покашливание за спиной прервало процесс созерцания. Вернулся хозяин загадочного чемодана. Карина так испугалась, что первые мгновения не могла даже пошевелиться. Потом неловко повернулась и осталась сидеть, скрючившись возле кровати и боясь поднять глаза. Повисла тишина. Наконец, девушка неуклюже встала и бормоча извинения, попыталась выскользнуть из номера, но высокая фигура загородила выход.
- Стоять! – рявкнул низкий голос, и уже тише добавил. – Хотя зачем стоять? Садись. Поговорим.
Сообразив, что хуже уже не будет, так и так ее либо съедят, либо уволят с работы, Карина послушно села в предложенное кресло. Незнакомец устроился в таком же кресле напротив и беззастенчиво ее разглядывал. Их разделял маленький кофейный столик, инкрустированный перламутром.
- Ну и зачем ты туда полезла? Украсть хотела? Глупо. Продать все равно бы не смогла. За такие игрушки убьют в два счета…
-Нет! – жаркая волна чего-то более мучительного, чем стыд, затопила чувства Карины, и даже страх отступил, - Я ничего бы не взяла! Я не воровка!
- А что тогда? – мужчина говорил спокойно, но в голосе чувствовалась настороженность и скрытая тревога.
Девушка отчаянно посмотрела прямо в темные глаза и выпалила:
- Я знаю, кто ты! – и жалобно добавила, - Но никому не скажу.
В глазах напротив зажглось понимание и досада.
- Чего ты хочешь… за молчание?
- Ничего, - пролепетала в замешательстве Карина. – Мне ничего не нужно… - она помолчала секунду и почти шепотом умоляюще закончила. – Только поговорить.
Теперь собеседник глядел на нее с безграничным изумлением. Он как будто не сразу нашелся, что сказать в ответ.
- Поговорить? Насчет поговорить меня еще ни разу не шантажировали…
- Я?! – Карина чуть не плакала, - Я не шантажирую. Я спросить хотела. Только спросить… Можно, я пойду? – и она попыталась встать.
- Сидеть!.. – снова повисло молчание. – Спрашивай.
Карина мучительно пыталась вспомнить все то, о чем хотела спросить этого странного человека, если представится такая возможность. Возможность представилась, но сердце бунтовало, и слова просто не шли с языка. Когда все границы приличия уже были оставлены далеко позади, она все-таки смогла выдавить из себя несколько слов, пылая от смущения:
- Я хотела спросить, как ты живешь? Тебе очень трудно жить?
Изумление в глазах мужчины достигло предела:
- Трудно? В каком смысле? Что ты обо мне знаешь?
- Трудно это… пить кровь?
- Чтоо? Как это? Что это все значит? Кто ты вообще такая!? – он все-таки вышел из себя.
- Я знаю, кто ты на самом деле! Я знаю, что ты вампир! – выпалила девушка.
Предполагаемый вампир так и замер на полуслове, ошарашено на нее глядя, словно не зная, сердиться или смеяться.
- Вампир? – он произнес это слово, точно пробуя его на вкус. Прыснул со смеху, но в один миг снова стал серьезным и подозрительным. Теперь он еще с большим вниманием и какой-то злостью впился взглядом в лицо Карины и раздельно произнес:
- Я не вампир. А ты быстро говори, кто тебя послал и чего от меня хотят.
Осознание своей чудовищной ошибки накрыло девушку с головой. Она смотрела на своего собеседника и видела, что нет в его облике ничего вампирского и загадочного. Красивый мужчина в хорошей физической форме. Ничего особенного. Но осталось что-то в его глазах, ради чего Карина по-прежнему готова была бежать за ним на край света по первому его слову. А он все еще требовал ответа.
- Меня никто не посылал. Я просто полная идиотка. Подумала всерьез, что ты вампир. Но кто ты такой тогда? Это оружие, - она кивнула на дипломат, все еще раскрытый и сверкающий сокровищами, - Ты никуда не выходишь днем… Не появляешься на людях… Нет… Не может быть. Ты киллер, - Карина даже не успела остановить себя. Чудовищная догадка вырвалась на свободу и оглушила ее. Страха больше не было. Слезы медленно потекли из глаз, лицо напротив, бесконечно дорогое и близкое, расплылось мутным пятном.
Мужчина молчал, не находя слов. Наконец спросил, и голос был неожиданно хриплым:
- Почему ты плачешь?
- Я думала, что ты вампир, а ты просто… людей губишь.
- О логика и здравый смысл, зачем же вы оставили меня! – он нервно заходил по комнате. Остановился около кровати, взял в руки кинжал, покрутил в пальцах и положил обратно. Решительно подошел к девушке:
- Послушай меня, девочка. Ты сама понимаешь, что ты говоришь? Да. Я киллер, а не вампир. Но вампиры тоже губят людей… То есть, губили бы, если бы были на самом деле. Но вампиров нет. Тебе нужно читать поменьше сказок. Но дело не в этом. Почему ты плачешь, решив, что я киллер, когда к вампиру у тебя не было никаких претензий?
- Они есть! – всхлипнула Карина. – И они несчастны. Это их природа – пить кровь людей. И с этим ничего не поделаешь. А ты! – она выпрямилась во весь рост, глаза сверкали, - Ты просто убиваешь за деньги!
В этом крике она лишилась последних сил, и опустилась в кресло, закрыв лицо руками, в слезах ища спасения и утешения. Карина не слышала, как тихо щелкнул замок чемодана, не слышала и осторожных удаляющихся шагов.


Прошло три дня. Небо цвета индиго, подсвеченное оранжевыми фонарями, висело низко-низко над городом. Приветливо мерцали огни гостиницы. Горела настольная лампа в подсобном помещении. Маша листала модный журнал. Карина читала книжку.
- Ну как там твой вампир? Еще не умер от жажды?
- Он уехал.
- Да? Уже? Ты жалеешь?
- Я говорила с ним. Он любит меня. Поэтому и уехал. Иначе пришлось бы меня убить. Вампиры не могут быть с людьми. Это тебе не фильм «Сумерки».

Рассказ №9

Осталось только два часа

Бесшумный ветер прибивал к ногам опавшие листья, не смотря на свою яркую, теплую расцветку: красные, желтые, они холодным ковром ложились под его босые ноги. И безжалостно давились в пыль, отмечая пройденный путь. Десять шагов вперед, поворот, ветер сдувает прах опавшей жизни, застилая все вокруг новым безупречным красно-желтым ковром. Еще десять шагов, остановка. “Почему здесь всегда осень! Почему не лето, почему ни пустыня, почему не какой-нибудь нейтральный идиотский пейзажик. Ненавижу осень!” Он действительно всегда ненавидел осень, именно поэтому сбежал когда-то с родной планеты аж на урановые рудники в поясе астероидов. Солнце белой монетой висело где-то далеко в черном бесконечном ничто, узкие переходы рудников, работа, работа, работа, а потом отдых. Тупое убийство времени, банка отвратительного пойла и красивые картинки по визору. Сначала ему это нравилось, сплошное однообразие, никаких времен года, этих узаконенных природой смен надежды-любви-веры-смерти. Никаких изысков и воображения. Потребности у работяг простые. От смерти он сбежал, вот только жизни не нашел.

Шураф подкинул босой ногой листья. Они с еле уловимым шумом подлетели и вновь опали на безупречный красно-желтый ковер. Как давно он не слышал этого шороха, уже и забыл, как же нестерпимо хочется повертеть в пальцах настоящий живой листик. Сев на корточки, он зачерпнул листья рукой, никаких чувств… это всего лишь голографическая проекция. Вся жизнь – одна сплошная голографическая проекция. Шураф со всей силы раздавил листья, они распались на пиксели и осыпались на безупречный красно-желтый ковер. В бессильной ярости он стал их давить ногами, сильнее, сильнее… пока вокруг него не осталось красно-желтое точечное месиво. Шумно выдохнул, заложил руки за спину и пошел дальше, один шаг, два шага, три шага, и хоть все вокруг было проекций, он ощущал этот ветер, он знал прекрасно, что картинка восстановится. Остановился. Повернулся. Так и есть, лишь безупречный ковер из опавших осенних листьев. Вот только ярости не осталось, лишь бессилье: бессилье уходящей жизни. “Ненавижу осень!”

Четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, остановка. Уперся головой в стену, впереди бесконечность, сзади бесконечность, а идти некуда. А почему руки за спиной? “Дурацкая привычка. На этом корабле стражников нет. Бежать некуда, до смерти осталось несколько часов. Так ли уж важно время? Что можно сделать за это время, если пространства только десять шагов и нет людей? А сам-то я кто? Выродок. Выродком родился, выродком был, выродком и умру. Какой смысл становится человеком, если никогда им не был. ” Поворот, и Шураф вновь начал свой путь в десять шагов. А корабль с кодовым номер ПН 162 продвигался в гиперпространстве, до точки выхода оставалась чуть больше часа. На борту было только одиннадцать людей, все они преступники, приговоренные Высшим галактическим судом к заключению на планете Саммер. Вот только само заключение могло длиться там не больше четырех часов.

Среди бесконечного и безмятежного осеннего пейзажа возник черный провал. Мелодичный женский голос произнес: “Разрешенное время прогулки завершено. Пройдите в капсулу”. Пнув в последний раз ненавистные листья, Шураф прошел во тьму. Но без света он оставался недолго, автоматически включились лампы, освещая маленькое помещение. В центре, как трон, возвышалось кресло, справа к стене прикреплен скафандр, еще была скрытая панелью дверь в гальюн. Иллюминатор закрывали черные шторы, а на небольшом дисплее отсчитывалось время до выхода из гиперпространства. “Сорок минут. Зачем мне столько времени? Может прямо сейчас взять и повеситься. Вот только на чем, ни крюка, ни веревки. Все предусмотрели гады. Наказание такое придумали перед смертью вспомнить о своей никчемной жизни, было бы что вспоминать.” Шураф как очень четко представил священника из церкви на родной планете, как он подходит к нему сейчас и говорит: “Сын мой, у тебя будет целых сорок минут, чтоб покается в грехах”. Безнадежность тяжелой ношей прижало к креслу. И вроде бы мебель была умная принимало форму сидящего, вот все равно неудобно. Шураф повертелся и так и этак, в итоге лег, поджав к себе колени, как эмбрион. Не хватало только палец в рот засунуть.

Жизнь выплевывала в память картинки. “Начнем каяться, что ли?” – Шураф беззвучно истерически смеялся. “Грех первый – ненависть! Ненавижу все.” Первым объектом ненависти была мать – обычная портовая шлюха, она родила его осенью, и прятала в кладовке, когда приходили клиенты. Он мог орать от голода сутками, но уставшая мать с сигаретой в зубах доставала его только под утро. “Ну что орешь выродок?” – спрашивала она его, посыпая пеплом, потом кормила, меняла пеленки и засыпала. А он не спал, он ненавидел, и еще не имея в запасе и месяца жизни, мечтал ее убить. Но не убил, она была настолько жалкой спившейся и больной, что он просто сбежал. Хотел начать новую жизнь, там, где все равно где ты и как появился на свет. Но вот людей на урановых рудниках он ненавидел тоже за их примитивность, за то пойло, что они варили из фиг знает чего, за их смех над идиотскими сальными шутками, за то, что здесь не было жизни, а только тупое бытие. Для простых работяг он тоже остался выродком, потому что, отработав пять лет по контракту, он улетел на Гилай-4. Все кто сбегал с урановых рудников, для оставшихся переставали быть людьми, а только сопляками.

Но Шурафу было все равно, жизнь, наконец, закрутила его в водоворот, он начал с краж, потом перешел к убийствам, пока его не поймали, кажется на Перевае, вот только приговор не был приведен в исполнение. Его выкрали пираты: “Такие парни нам нужны!”, - кажется, так сказал капитан. Только об этих словах ему пришлось пожалеть: через четыре года, когда Шураф поднял бунт и перерезал горло своему спасителю. Теперь он стал капитаном. И каким! Гроза трех галактик! Он давно потерял счет разграбленным кораблям, что уж говорить о каких-то людях. Но ненавидел всех и никого не жалел. Шураф перевернулся в кресле на спину и расслабился, глубоко вздохнул. “Какой там у меня второй грех?” – спросил он у потолка, - “По-моему, и одного достаточно, чтобы сдохнуть!” Шураф сел сгорбившись, и посмотрел с надеждой на дисплей, тот отсчитывал последнюю минуту до выхода из гиперпространства. Но вот только цифры будто приклеились и менялись явно с периодичностью больше секунды. Наконец, последняя единица, бесконечно долго мигая, сменилась нулем. Корабль слега тряхануло. Тело переставшее чувствовать свой вес медленно оторвалось от кресла, но Шураф схватившись за подлокотник, подтянул себя обратно, пристегнулся, только руки остались свободно болтаться в воздухе. “Ну давай, давай”, - подгонял он автоматику. Бесшумно ушли вверх черные шторы, закрывавшие иллюминатор. И Шураф наконец увидел место своего последнего заключения.

Среди миллиона маленьких белых точек в пустоте висел шарик, величиной с апельсин, покрытый красно-коричневой спекшейся коркой. Чуть ниже экватора расплылся уродливый пупок – Мертвый вулкан, и хоть выглядел он плоским, на самом деле имел высоту в 12 километров. Выше экватора, огромным синяком зиял кратер, прозванный “Глотка дьявола”, а справа от него грубым шрамом перечеркивала всю планету горный хребет. “Красотка”, - скалился Шураф. Его всего трясло, а может это вибрировал корабль? Но руки опали вниз, опять появилась гравитация, корабль, сменив гиперпространственные двигатели на маршевые тронулся в путь. На дисплеи появилась новая запись: “До выхода на орбиту осталось 59 минут 59 секунд”. “Что, целый час?” – разъяренный Шураф вскочил с кресла, чуть не сломав ремни. – “Что за мука такая! Зачем еще целый час! Зачем столько времени!” Когда-то в пьяной горячке недели пролетали за минуту, а теперь у него был еще один час жизни в запасе – и он был бесконечен. Шураф попытался что-то отодрать, чтоб перерезать себе горло, но ничто не поддалось. Тогда в безумной злобе он бился головой об стенку, но мягкая пружинящая облицовка не давала даже почувствовать силу удара. Яростный порыв закончился как-то слишком резко, он рухнул на пол, посмотрел на дисплей, таймер показал, что прошло всего лишь две минуты.

“Как бы хорошо взять и прямо сейчас умереть! Вот бы все обломались.” Только обламываться было некому, человечество избавилось от своих выродков и на самом деле ему было все равно, как и в какой момент они умрут. Шураф сел и посмотрел на свои босые ноги, пусть людям и насрать на него, вот только негоже грозе трех галактик умирать босиком. Он достал носки, натяну один на ногу, а со вторым задумался: “Какая, впрочем, разница, никто меня не увидит, вот что я вообще превращусь.” И сразу же в памяти всплыла картинка скелета, с полусгнившей плотью, и червяками, поедающими мертвую ткань. “Такому все равно, есть у меня носок или нету.” Он отшвырнул носок подальше, тот подлетел и закрыл таймер, стало немного легче. “Эта планета давно мертва и принимает только мертвых, там даже нет червяков, никто меня грызть не будет. Скукота!” Он представил себя как мумию: как постепенно он усыхает, превращаясь в желтое, худенькое тельце с выдающимися суставами, тонкой натянутая пергаментная кожей, которая очень медленно плавится превращаясь в жировоск. Дальше представлять не хотелось. Шураф сильно потряс головой, попрыгал возле кресла и снова на него рухнул, заложил руки за голову. “И все-таки надо выбрать свою смерть!”

Вариантов масса, самый простой после приземления открыть капсулу. И из-за разницы давлений тело разорвет на мелкие ошметки. Но становиться кашей Шурафу совершенно не хотелось, уж лучше превратиться в жировоск. Можно остаться в капсуле и смотреть на мертвую планету в течение двух часов, пока не кончится воздух в капсуле. Можно одеть скафандр и еще два часа гулять по планете. “И так четыре часа, как отвратительно много времени!” – Шураф вытянул ногу и скинул носок с таймера, осталось полчаса. “Четыре часа, ха! Я не знаю, куда мне деть полчаса, а тут целых четыре. Этот вариант отпадает.” Как ускорит свою смерть? Можно дойти до Глотки Дьявола и броситься вниз, тебя разобьет в лепешку, вот вроде и не ошметки, и даже если превратишься в жировоск... “Да что ж это такое! Почему меня волнует, как я буду выглядеть после смерти. Никто и никогда сюда не прилетит и ничего не увидит. Я всегда ненавидел людей, почему же сейчас после смерти мне важно их мнение о своем трупе.” Он долго лежал вообще ни о чем не думая и глядя в потолок, потом неожиданно подскочил радостный: “А это идея! Я знаю, что буду делать! Устрою последнюю кровавую тризну по себе. Со мной на корабле есть еще 10 человек, убью их всех!” Шураф рухнул на кресло и лихорадочно смеялся, пока резкий звуковой сигнал не оповестил о выходе на орбиту.

Веселье растворилось моментально. Сердце оглушительно стукнуло один раз и замолкло, нестерпимо захотелось в туалет. Трясущимися руками Шураф застегнул ремни безопасности. Кресло пришло в движение, повинуясь командам бортового компьютера, оно буквально утопило в себе пассажира. В животе заныло, опять наступила невесомость, очень медленно за иллюминатором стала приближаться планета. А сердце все не стучало, Шураф пытался глубоко дышать, но получалось лишь судорожно вздохнуть и не выдохнуть. Скорость увеличивалась, кресло сжимало сильнее, снимая нагрузку. Наконец капсула дрогнула всем корпусом, включились тормозные двигатели, она приземлился на планету и затихла. Кресло вытолкнуло Шурафа наверх и вернулось в обычную форму. Наступила тишина. Все конечная остановка – смерть. Минут двадцать Шураф пытался в своей голове поймать хоть маленький обрывок мысли, но все куда-то утекало, он только слышал, как бешено в ушах гремит пульс. Ударив себя наотмашь ладонью по лицу, он осознал, что находится в капсуле на планете Саммер, и вообще у него был план, постепенно образы восстановили память, вернулись чувства.

Он встал с кресла, ноги совершенно не гнулись, как деревянная кукла добрался до скафандра, кое-как залез, но, еще не застегнувшись, он вдруг стал лихорадочно вспоминать, что-то ведь забыл, что-то ведь надо еще сделать. Пришлось прислониться лицом к холодной стенке, и так постоять: “Ну что можно здесь забыть!” Шураф собрал всю волю в кулак, заставил себя не думать, не дышать, не слышать, очень медленно он застегнул скафандр на все застежки, просунул руки в рукава и только тогда разрешил себе выдохнуть. Он оглянул в последний раз капсулу – прямо посередине валялся носок. “Чертов носок, чтоб ты сдох!” – прокричал он и отвернулся. Теперь предстоял еще один трудный шаг открыть капсулу. Шураф подошел к рычагу, и навалившись всем телом сдвинул его вниз. Сначала что-то зашипело, а потом с громким чпоком отлетела крыша, только из-за магнитных подошв Шураф не улетел вслед за ней. Сначала яркими вспышками паника гнала его ловить воздух: “Воздух, улетает воздух, я задохнусь.” Он слышал только свое дыхание и сердцебиение, потом когда пришло осознание того, что весь воздух из капсулы вышел, а он дышит, только тогда Шураф смог пошевелиться.

Оперевшись ногой о дисплей, он поднялся наверх капсулы и перепрыгнул на планету. Где-то километрах в трех прямо перед ним возвышался Мертвый Вулкан. “Чертов корабль не мог сбросить к Глотке Дьявола! Вряд ли я успею забраться на вулкан за два часа. Хотя, может, это прикольно умереть на восхождении, памятник последней надежды!” Он развернулся, на черном бесконечном звездном небе умирала звезда. Выглядело это так, будто на раскаленную сковородку с усилием бросили яйцо, белок разлетелся в разные стороны и слегка помутнел, а вместо желтка вставили тусклый белый теннисной мячик. Такую картину могла нарисовать только смерть. Эта звезда родилась только для того, чтобы медленно умирать миллиарды лет, и осталось какие-то несколько лет, и она остынет окончательно, превратившись в огромный алмаз. Это еще меньше чем два часа, оставшиеся для Шурафа. Но наблюдая за этой чарующей, поразительной картиной он вдруг осознал, что для него время не важно. Можно просрать всю жизнь, главное перед смертью понять, что ты человек.

Он медленно пошел навстречу своей мертвой звезде. Где-то справа отлетела крышка еще одной капсулы, забрызгав планету красной ледяной крошкой. “Не выдержал!” – только отметил Шураф и продолжил путь дальше среди капсул старых и новых, среди скафандров по мертвой планете. Вот теперь он только понял, что сделал свой первый шаг как человек, а все, потому что у него есть надежда. Пусть все безнадежно, абсолютно! Но надежда есть, вот например та звездочка, почему она мерцает? На мертвой планете нет атмосфера, а звездочка мерцает! Всю свою жизнь он проживал как выродок, без надежды, без веры, без любви, уничтожая все вокруг, просто потому что внутри была пустота! А теперь пустота вокруг, все здесь мертво, вот звезда, она умирает всю свою жизнь, она умирает, и не осознает это. А он человек и он не умирает, пусть он не жил еще ни разу, но он не умирает и тем отличается от всего мира, от всей вселенной, он не умирает – у него есть надежда. Еще один шаг и он обретет веру. Не важно, что до смерти осталось только два часа. Время не имеет смысла, важен только один шаг, и он успеет его сделать.

Рассказ № 10

Письмо незнакомке

Я знаю, что это все выглядит очень странно. Получить письмо без обратного адреса, да еще и лично в руки. И Вы можете его выбросить, не читая, можете бегло проглядеть несколько строчек, можете показать знакомым и вместе с ними посмеяться над тем, какие сумасшедшие люди, оказывается, ходят по улицам. Вы можете также испугаться, поэтому спешу Вас успокоить. У меня нет даже тени намерения Вас преследовать или навязывать Вам свое общество. Единственное, о чем я Вас прошу, - прочитайте до конца это единственное в своем роде письмо. До самой последней строчки. А там выбор будет только за Вами.
Всю прошедшую ночь я мучительно думал, как написать Вам, какими словами, чтобы Вы поверили хоть на минуту, что все написанное здесь – истинная правда. Как объяснить то, что не поддается никаким логическим объяснениям и в чем я сам разобрался до конца лишь вчера?
Единственный выход для меня – это поведать Вам свою историю с самого начала и надеяться на промысел и милость Того, Чей замысел обо мне я понял лишь теперь.
Уже двадцать лет прошло, а я помню каждую подробность тех удивительных событий, перевернувших всю мою жизнь. Когда погибли родители, мне было десять. Они были прекрасными людьми, добрыми, шумными, любили тратить все, что зарабатывали, не заботясь о завтрашнем дне. Жизнь с ними была бесконечным праздником. И дело не только в том, что я получал все, чего хотел. Просто больше я не встречал таких жизнерадостных людей, веселых, легких и никогда не унывающих. У меня не было с ними проблем. Впрочем, и у них со мной тоже. И вот ясным осенним вечером этот праздник закончился. Они не вернулись из ресторана. Пьяный отморозок на грузовике просто размазал их маленькую машину по бетонному забору.
Я остался один. Из маленького провинциального городка приехала бабка и забрала меня к себе. Я не буду утомлять Вас описанием моей безотрадной юности, скажу лишь, что бабка воспитала во мне веру в Бога. И глубочайшую ненависть к Нему. Бесконечные богослужения, одинаково тягостные как в посты, так и в праздники, заповеди и молитвы наизусть, многочасовые нравоучительные беседы после любой оплошности с моей стороны. Потрясенный смертью родителей, сначала я не мог сопротивляться, потом не хотел. Бабка была непробиваемая, как бетонная стена, в которую врезалась машина моих мамы и отца. На любой случай у нее был готовый рецепт. Разбитая коленка и насморк объяснялись Промыслом Божиим, а малейшая попытка возразить ей каралась цитированием пятой заповеди.
Однажды я прямо заявил ей, что она мне не мать, поэтому, не почитая ее, я не совершаю никакого греха. После этого она перестала со мной разговаривать. На целый месяц. Сначала я обрадовался, потом заскучал, потом испугался, мне было всего двенадцать лет тогда. Кончилось это тем, что я бился в истерике, вымаливая у нее прощение и хотя бы слово в ответ. Она сказала: «Бог простит, ты меня прости». И ушла на кухню пить чай. Больше я не пытался ей перечить.
А в пятнадцать лет я впервые влюбился. Надо ли пояснять, как больше всего я боялся, что она узнает об этом. И она, конечно, узнала. Последовала лекция о блуде, адских муках и дьяволе. Пока бабка проповедовала против меня, я старательно молчал, но когда начала последними словами поливать мою избранницу, я выскочил из дома, хлопнув дверью. И пошел в храм. Самым удивительным было то, что сгорая от отчаяния и злобы, я ни разу не усомнился в том, что этот Бог действительно существует. Возможно, потому, что не мог представить себя умершим, несуществующим. С самого раннего детства я ощущал бессмертие своей души как объективную реальность, поэтому если есть бессмертное творение, то и Творец у него тоже должен быть. Элементарная логика.
И вот я пришел в храм, чтобы все высказать Ему. Горькой была эта молитва. Внешне спокойный, тихий и благочестивый, в душе я кричал Ему: «Ты знаешь все и видишь, поэтому Тебе легко! А мне трудно! Я не знаю и не вижу Твоего Промысла! Ты отнял у меня самых родных, Ты отнял у меня спокойную жизнь и радость! Тебе легко там, с высоты своей святости и вседовольства смотреть на нас, несчастных бледных червей, копошащихся у Твоих ног. И как смеешь Ты после этого называться абсолютной Любовью? Как можно обрушивать на нас эту тяжкую ношу под названием жизнь и требовать исполнения законов, в которых мы не можем увидеть ни малейшего смысла?» Я много чего тогда наговорил Ему, такого же пафосного и глупого. Вернулся домой уже ночью, измученный и опустошенный.
На следующий день в школе все и случилось. Гардеробщица Татьяна Ивановна улыбнулась, принимая у меня куртку, а я застыл перед ней, как громом пораженный. Я увидел, что она собирается утопить котят, которых ночью принесла ей кошка. Я видел, что она приходит домой, наливает в ведро воды и бросает туда маленькие серые комочки, а кошка отчаянно воет и снует под ногами. Я видел, как тьма заполняет ее душу, как что-то яркое и прекрасное уходит из ее жизни. «Не надо, – закричал я Татьяне Ивановне, – не делайте этого! Оставьте их всех, не убивайте! У вас их разберут! Черный котенок достанется маленькой девочке, и она будет любить его больше всех, потому что родители ее не любят!» Татьяна Ивановна как-то дико посмотрела на меня, соображая, не ослышалась ли она. Я замолчал на полуслове и бросился бежать по коридору, сгорая от стыда и пытаясь понять, что со мной только что было. Навстречу попадались люди, давно знакомые, но узнавал я их с большим трудом, потому что видел их как-то иначе, чем раньше. Я уже потом понял, что именно я вижу, а тогда метался, как загнанный за флажки волк. Директор, Павел Степанович, добрейший и умнейший человек, собирался ехать летом в Турцию по путевке, а жене сказать, что будет лечиться в санатории. Я видел, как он напивается в отеле до поросячьего состояния, в пьяном угаре идет купаться и тонет в море. Моя одноклассница думала о том, что должна пойти в больницу и убить своего нерожденного ребенка, потому что так хотят ее мама и бабушка, чтобы никто не узнал, чтобы не портить жизнь.
Я видел человека и видел его выбор в этот момент. Это люди думают, что у них неограниченный выбор возможностей. На самом деле это не так. У них всегда только два варианта: или свет, или тьма. Но они не всегда видят, что принесет тьму в их души. А я вижу. Вижу до сих пор. Мне исполнилось тридцать лет.
До сих пор удивляюсь, как меня тогда не сдали в психбольницу, после того «концерта по заявкам». Я пытался достучаться до них, но выглядело это все на редкость глупо. Позвонили бабке. Она пришла, сказала, что это нервный срыв и забрала меня домой. Через неделю я уже не бросался на встречных, а старался прошмыгнуть мимо них, старательно отводя глаза, почти зажмурившись. Это не помогало. Каким-то неведомым зрением как сканером я чувствовал любого человека, рядом с которым находился. Я стал много времени проводить в храме. Там было больше света и чище мысли у людей. Но все равно я невыносимо страдал. Теперь-то я знаю, почему, но тогда пребывал в полном унынии и отчаянии. Потому что ничего не мог изменить. Они сами делали этот выбор, а я видел, что по большей части люди выбирали зло, и это зло затапливало их, душило и ослепляло.
Тем временем жизнь шла своим чередом. Я окончил школу и понемногу свыкся со своей странной способностью. Поступил в университет. Пытался казаться как все. Разумеется, даже в своих мечтах я не мог никому из друзей рассказать о том, что происходит со мной. Пытался рассказывать на исповеди: сначала мне сказали, что я одержим дьяволом, что нужно причащаться, и это пройдет. Я следовал любым советам. Ничего не помогало. Ездил по монастырям. Убедился, что и монахи тоже, как ни странно, постоянно находятся перед выбором, только выбор у них не такой явный и более сложный. Я успокоился, когда один очень старый священник, выслушав меня, сказал: «Не смущайся и не бойся. Делай добро по мере сил. Когда-нибудь Господь откроет тебе, зачем он послал тебе это все». После этих слов я перестал искать способ исцелиться и попытался просто жить. Получалось плохо. Среди знакомых я приобрел репутацию законченного циника и скептика. Окончил институт, нашел работу. Отношения с людьми не складывались. Я не мог беззаботно веселиться на вечеринках и праздниках, потому что видел, как этот образ жизни разрушает моих знакомых и коллег. Видел, что моему соседу не нужно встречаться с девушкой из соседнего отдела, потому что их отношения закончатся через год взаимной ненавистью и оскорблениями. Я пытался ему об этом сказать. Но разве он меня слушал?
А еще, наблюдая за людьми, я заметил странную особенность. Даже совершив выбор, который вел их прямиком к смерти, они все равно оставались перед выбором. Как будто светлый лучик, узкая тропинка к свету существовала всегда. Пока был жив человек, у него оставалась эта почти призрачная возможность повернуть обратно.
Однажды на улице я встретил преступника. Невзрачная одежда, щуплое тело, давно не мытые волосы, заношенный спортивный костюм. Волосы встали дыбом, когда я увидел его жизненный путь. Он шел за худеньким подростком. Его выбор был очень простым: или он сейчас развернется и пойдет в другую сторону, или продолжит слежку, дождется удобного момента, затащит мальчишку в подвал и… Я не стал смотреть дальше, бросился вперед, догнал ребенка и начал ему что-то говорить о его родителях, о том, что его ждут дома, о Боге. Он удивленно огрызался, но я не отставал, вцепившись в него, как клещ. Кажется, он принял меня за сектанта, потому что грязно выругался, сел в первый попавшийся автобус и уехал. Я оглянулся – мужчина в спортивном костюме озадаченно поглядел по сторонам и пошел своей дорогой… искать следующую жертву.
Подобных случаев за прошедшие годы было немало. Но я не хвалюсь этим. Каждый раз все выходило ужасно глупо, и я чувствовал, что мое вмешательство в выбор людей – это лишь отсрочка, они не понимают, почему поступают так или иначе, их ведут импульсы, и чаще всего их намерения темны.
Хотя были и приятные моменты. На днях я встретил одинокую женщину, которая живет в одной квартире со старой матерью и собирается от нее переехать в другой город, потому что не может больше терпеть постоянные придирки и старческое хамство. Но если она уедет, старуха умрет через неделю, она споткнется о провод, ударится головой об угол стола и не сможет доползти до телефона, чтобы позвать на помощь. Я видел, что, несмотря на обиды, женщина любит свою старую маму и не хочет уезжать, потому что беспокоится за нее. Нет. Вероятнее, что она все же останется. От этого мне даже легче на душе.
Одно время я даже думал о том, чтобы стать кем-то вроде экстрасенса или целителя. Но и здесь проблема: нет никакой возможности доказать людям, что я не обманываю их. Даже если кто-то будет настолько доверчив, что послушает моего совета, это мало что изменит. Он решит одну задачу, перед ним сразу же встанет следующая, а вести кого-то всю жизнь за руку как слепого и указывать на ямы и канавы у него на пути – такая жизнь мне не по силам. Да никто бы и не согласился. Все предпочитают совершать собственные ошибки. И я ничем не могу им помочь.
Когда-то пятнадцатилетнему мне казалось, что достаточно все видеть, все понимать и знать, чтобы поступать правильно. И вот я вижу то, чего не может видеть ни один человек на свете, и этой муке нет конца. А самое странное – я никогда не видел собственного выбора, куда он меня ведет. Моя дорога до вчерашнего дня оставалась темной и неизвестной.
Сказать, что я раскаялся в своих опрометчивых словах – это ничего не сказать. Долгими ночами я молил Создателя забрать у меня этот странный дар или снять проклятье. Каждый вечер я бродил по улицам в надежде, что наконец-то пойму Его замысел обо мне или перестану ежеминутно видеть, как люди сознательно травят и губят все лучшее в себе самих.
И вот вчера вечером, блуждая без цели по улицам, я увидел веселую компанию, вышедшую только что из бара. Они отмечали чей-то день рождения. Одна из девушек посмотрела на меня. И в ее глазах я уже привычно увидел выбор: на одной стороне этого выбора было беспросветное и не осознающее себя одиночество, а на другой – меня затопила волна света и тепла – здесь я увидел целую картину: уютный большой дом, маленькая золотоволосая девочка играет в мяч, довольный карапуз обнимает за шею огромную собаку, косые лучи солнца освещают цветущий сад, в воздухе разлит аромат сирени и проснувшейся земли. Пораженный, я присмотрелся внимательнее, сердце как будто остановилось на миг, и я увидел там себя. Я увидел Ваш выбор, Ваше одиночество, Ваше смятение и это, еще не написанное тогда письмо.
А теперь Вы должны решить, верить этому или нет. Завтра вечером я увижу этот выбор в Ваших глазах.

Рассказ № 11

Наказание и награда

Теплые золотые искорки играют в небе, перемешиваясь с солнечными лучами и сливаясь с ними. Трава лучится и мерцает под босыми ногами. Воздух и вода наполнены серебристой чистотой и свежестью. Легко и нежно переплетаются друг с другом ароматы цветов и цветущих деревьев, создавая неповторимое ощущение радости и счастья.
Здесь тихо и безмятежно, радостно и уютно, и необыкновенно, завораживающе красиво. Золотисто-заснеженные горы, серебристо-шумные водопады. Милые и уютные домики, светлые и изящные дворцы, величественные замки. Все они излучают неяркий теплый свет энергии, из которой созданы, невольно притягивая взгляд и радуя сердце. Иногда они появляются из ниоткуда и исчезают в никуда, по желанию Людей. Ни единого звука не нарушает этот золотистый покой - только потоки радужных мыслеформ бесшумно проносятся мимо, когда неподалеку мысленно беседуют Люди. Только ветер шелестит в кронах могучих деревьев, да тихо шипит и пенится водопад.
Илья шел босиком по мягкой шелковистой траве, не замечая ее. Быстрей, быстрей – подгоняли эмоции, но он и так привлекал излишнее внимание. Тут никто и никогда не прятал свои мысли, не защищал свое тело – это было без надобности. И хотя Люди здесь не лезли в чужие мысли и дела, совесть не давала расслабиться, толкая вперед. Глухая ментальная защита скрывала его желания, но открытость и чистота мыслей окружающих невольно смущала.
Он только что побывал внизу, на Земле, и возвращался, захватив несколько сувениров – закачал в память несколько новых альбомов артистов, некоторые понравившиеся фильмы и, стыдно сказать, не удержался и мысленно нанес на своё энергетическое тело новую татуировку с изображением очень красивой и популярной певицы. Седьмую по счету. Уж очень эта девушка запала ему в душу - и красотой, и песнями. Но такие сувениры в Тонком мире не приветствовались. Он стал держался подальше от других Людей. Много времени проводил дома, в горах, где Люди жили нечасто, и где он всегда мог насладиться радостями материального мира.
Дом, милый дом. Илья нырнул в сгусток золотой энергии, обновил энергетическую защиту, выставил экраны от чужих мыслей и наконец-то смог перевести дух. Не спеша записал новую информацию на мыслеформы, рассортировал их и оставил кружиться за отдельным экраном. Только он собрался еще раз прослушать любимую песню, как, вздрогнув, услышал мысль Иоанна:
– Илья, ты дома? К тебе можно зайти? Ты так высоко забрался, нам тебя не хватает… Ух, какая защита!
Илья сжался в комок и еще больше усилил экраны.
– Ты же здесь, я чувствую. Если для тебя я такой нежеланный гость. – В мыслях Иоанна звучало недоумение, – может, просто выйдешь поговорить?
Илья в страхе взглянул на гроздь мыслеформ с принесенными фильмами, книгами и музыкой, что кружились в комнате. И решил выйти сам. Но, уже выходя, с ужасом вспомнил о татуировках на энергетическом теле. И по осуждающим взглядам Иоанна и Людей, пришедших с ним, понял, что они тоже заметили эти изменения.
– Илья! – Иоанн грустно улыбнулся и обнял друга. – Наконец-то мы снова смогли Тебя увидеть. Ты изменился, дружище, и не в лучшую сторону.
Илья виновато молчал.
– И изменился именно в последнее время, – продолжал Иоанн. – Всё чаще бываешь в материальном мире, все реже – в Тонком. Почти не общаешься ни с кем, о друзьях забыл, – он вздохнул и с грустью посмотрел на Илью. – И на Земле Ты бываешь не для того чтобы работать с людьми. Ты только наблюдаешь, бездельничаешь и вдобавок набираешься стереотипов, приобретая их пороки и привычки. И это вместо того, что бы побуждать людей меняться, совершенствоваться, эволюционировать, становиться людьми Тонкого мира.
Илья вспомнил о фильмах и музыке, хотел что-то сказать, оправдаться, но не решился.
– Ты же помнишь, что у нас много работы, ведь Людей Тонкого мира, способных влиять на чужие судьбы не так много, а людей на Земле вон сколько – семь миллиардов и становится все больше. – Иоанн печально усмехнулся, – Ведь Земля – единственная планета, где люди рождаются и пребывают в материальном, а не в энергетическом состоянии. Но только так, и только на Земле они могут изменить, преодолеть себя. И, к сожалению, там практически полностью отсутствует гармония между духовным и материальным. Более того – люди все больше деградируют и разрушают себя и планету, особенно последние несколько столетий. И нам приходится работать не покладая рук, что бы они ни уничтожили Землю окончательно. Все Люди Тонкого мира всех Сфер Вселенной ужасаются этой ситуации.
- Я это понимаю, простите меня… - раскаянно подумал Илья.
Иоанн помолчал немного, поглядывая на друга, и продолжил:
– Но также очень печально то, что Ты сам сильно меняешься. Несерьезные, суетные и даже низменные мыслеформы ты привязываешь к себе, к своему телу. Ты даже покрыл печатями тонкое энергетическое тело твоей Души…
Услышав эту мысль, Илья, устыдившись, стер изображения певицы с тела.
– Сам, своими мыслями, своими действиями ты калечишь свою Душу. Они разрушают тебя, а ты их даже не видишь, действительно не видишь. – Иоанн покачал головой. – И эта угроза, которая висит над твоей головой, опасна не только для тебя, но и для окружающих. И чем дальше, тем будет только хуже. Твое энергетическое тело истает, и останется только материальное. Ты утонешь в эмоциях, которые тебя уже захлестывают. И это может привести к ужасным последствиям. – Иоанн пристально посмотрел в глаза другу, но Илья отвел взгляд, не выдержав укора и печали.
– Ты можешь остаться на Земле, потеряв возможность проходить в Тонкий мир. Будешь скитаться бесплотной Душой, которая постепенно разрушится без тела, как Души умерших на Земле, прикованные к кладбищенским крестам. Или может случиться худшее. – Иоанн вздрогнул, – Ты станешь материальным человеком здесь, за Гранью, и своими эмоциями и отрицательными мыслеформами нарушишь гармонию энергий Тонкого мира. Это может вызвать разрыв Грани между Тонким и материальным мирами Сферы Земли, что приведет к краху всей планеты. Именно так когда-то погибла Сфера Фаэтона, где Люди Тонкого мира пали, материализовавшись и пожелав править Вселенной.
В мысленном разговоре наступила долгая пауза. Все помнили мыслеформу о той трагедии, когда павшие Люди пытались вторгнуться в содружество Сфер Солнечной системы, в результате погубив себя, свои Души и саму Сферу Фаэтона.
– Что же теперь делать? Можно как-то всё исправить? – спросил с надеждой Илья.
– Конечно! – улыбнулся Иоанн. – ОН беспокоится о тебе, о нашей Сфере, о всей Вселенной. Тебе уготована достойная и печальная участь. Это будет одновременно и награда, и наказание. Ты родишься. И станешь человеком. Простым человеком материального мира. Снова.
– Нет! – ужаснулся Илья. – Не надо! Я не хочу прожить целую жизнь в этом Аду!
– И, возможно, не одну жизнь, – подумал в ответ Иоанн. – Вот видишь, Ты даже говоришь уже как обычный человек. Ад, Рай – слова, что придумали люди, чтобы назвать свои страхи и желания. И Ад, и Рай люди для себя делают сами, в своем же мире. Ты будешь новым Учителем, будешь наставлять людей, помогать им обрести себя – Человека в себе, стать Человеком Тонкого мира. Ты укажешь им Путь - жить верно, достойно, самосовершенствоваться, открывая сознание, очищая душу и тело. Помогая отдельным людям, будешь стараться помочь всем людям перейти на энергетический уровень.
– Я… я… не готов к такому… – растерянно промямлил Илья.
– Нет, ты готов. Только лучшие из Людей отправлялись в материальный мир с миссией Учителя – рождались среди людей, помогали и проповедовали им. Но Ты тоже один из лучших. Ты ближе к ним, к людям Земли, ближе всех нас, вместе взятых, потому что разделяешь их чувства, мысли, увлечения. Ты можешь их понять. Не скрою, немногие из Учителей нашей Сферы добились хоть какого-то успеха в материальном мире. Все из-за того, что не смогли объединить память души, в которой записаны все прошлые перерождения, и память тела, которая при рождении еще чиста, но в нее родители, учителя и все кому не лень записывают что попало. – Иоанн грустно улыбнулся, – Кто-то деградировал дальше в цикле перерождений, до низших форм жизни. Кого-то люди отвергли – высмеяли и сочли идиотом, а кого-то просто убили как вредителя и бунтовщика. Очень немногие Учителя сумели заронить зерно верных мыслей в сознание человечества. Но и там многое из их учений извратилось. Сейчас в материальном мире царит хаос, духовная пустота и потребность в новом Учителе. Мне кажется, что у тебя все получится. Я надеюсь, что ты сможешь.
– Но… я… у меня там… - замялся Илья.
– Мы знаем об этом, - усмехнулся Иоанн. – Любовь – это великая сила, которая может способствовать очищению Души. И может помочь тебе в твоей нелегкой миссии. Иди, готовься, скоро отправишься. На земле скоро большой религиозный праздник, наш мир захлестнет волна их эмоций и мыслеформ – просьб, жалоб, желаний. Надо держать барьер, ты же знаешь, иначе под напором этого цунами рухнет Тонкий мир. Нам пригодятся все силы всех Людей нашей Сферы. А после отправишься, как раз подоспеет подходящая возможность…
…Через месяц у известной и очень красивой певицы родился замечательный ребенок. Когда он впервые открыл глазки и увидел новый мир – он горько закричал от страха. Но затем он увидел знакомые, искрящиеся любовью глаза. И улыбнулся…

Рассказ № 12

Колокол

***

Победителей встречал холодный сырой ветер. Ветер пах гарью и ржавчиной. Он выстуживал дома, ворошил кучи мусора, громыхал бесполезными листами Барьерной Защиты.
- Можно возвращаться, - У-Вуфф перекинул огнемет за спину, - здесь чисто.
- Проверим еще вон те развалины, - ответил Бвувв-Двуб, - вызовем скоперов и, тогда, уйдем.
- Опасаешься партизан?
О партизанах У-Вуфф слышал и не раз, но всерьез не верил. Если они и были, то лишь в самом начале.
- Кто знает? - сказал Бвувв-Двуб. - надо проверить все.
Шаги отдавались эхом. Бвувв-Двуб, то и дело, с силой опускал на что-то каблук. Тогда раздавался хруст. Реже он наклонялся и прятал что-то в сумку. Игвы сперва шли осторожно, но, вскоре, убедившись, что атаки не последует, расслабились и начали разговор.
- В таких помещениях они жили? - У-Вуфф с любопытством разглядывал окружающее и пыталсяпредставить, как это все выглядело раньше.
- Нет. Это библиотека. Видишь, - Бвувв-Двуб вытащил из стены предмет, отдаленно похожий на протонатор, - это книга.
- Книга? - удивился У Вуфф. - я видел их книги. А это...
- Это старые. Старого образца. Потом, когда они все перевели на флешки и диски, книги остались только как произведения искусства.
- Это полезно?
- Нет, - ответил Бвувв-Двуб, - для нас ничего интересного. Вот такие блоки, - он показал маленькую коробочку, - единственное, что стоит внимания. Все остальное можно выбросить.
Он снял с плеча огнемет и прошелся по полкам темно-багровым пламенем. Бумага и дерево чернели, истаивая дымом. Металл вспыхивал бледно-синим и рассыпался в пыль.
- Вот так, - сказал Бвувв-Двуб, когда в комнате ничего не осталось, кроме дыма и серебристо-серого праха, - это никому не нужный мусор. Ты, главное, блочки, по ошибке, не сожги!
За следующей дверью тоже были книги. Но они не стояли аккуратно на полках, как раньше, а валялись в беспорядке на полу. Их просто отшвыривали ногой прочь. Не до них было: на столе, возле окна, стоял компьютер. Первый работающий! Экран монитора светился, по нему пробегали какие-то знаки.
У-Вуфф первым двинулся к машине. Кресло было пусто, и он не боялся. Бвувв-Двуб шагал чуть позади. Когда они увидели неподвижно лежащее тело, У-Вуфф отступил назад и едва не придавил Бвувв-Двубу ногу.
- Чего ты испугался?
- Это кто? - У-Вуфф опасливо указывал на лежащего пальцем.
- Человек. Кто же еще?
- Нет. Я видел их. Разве у человека есть такие?.. И, вообще, этот какой-то...
- Это женщина, - сказал Бвувв-Двуб, - человеческая самка.
- Самка? - У-Вуфф, с сомнением, рассматривал лежащего. Все, вроде, как и у виденных им ранее людей: глаза, нос, рот, пять пальцев на руках... Но у этого очертания какие-то округлые, гладкие, точно приспособленные для плавания в воде. А эти два горба спереди, зачем нужны? Судя по всему, это запас пищи на длительное время. Значит, им там приходится голодать. Как же они тогда такую технику построили? Может...
Лежащая тихонько застонала. У-Вуфф испуганно отпрянул.
- Великолепный экземпляр! - сказал Бвувв-Двуб. - И, в добавок, оказываеться, еще и живой. Тысяча хув*, не меньше. А в Мудгабре, так, наверно, две.
- Этот человек, - У-Вуфф еще раз мысленно сравнил виденных до того людей с тем, что было перед его глазами теперь, - это существо мое. Я его нашел.
- И не смог определить! - добавил Бвувв-Двуб насмешливо. - Определил я. Значит, это мое.
- Ты не имеешь право! Добыча принадлежит первому. Давай представим запись великому. Любому. И всякий из них скажет, что я...
- Не скажет.
Бвувв-Двуб схватил огнемет. У-Вуфф тоже. У обоих была хорошая реакция, но У-Вуфф успел на долю секунды быстрее. Падая, Бвувв-Двуб задел клавиатуру. Компьютер пискнул, экран мелькнул и погас.
У-Вуфф сначала радовался. Бвувв-Двуб, скорей всего, его пытался обмануть. Половые различия не могут быть столь большими у высших, у разумных. Игвы, если они одеты, вообще, неразличимы. Это, наверняка, пришелец с далеких звезд, хотя, тоже гуманоид, очень близкий к обитателям поверхности нашей планеты.
Настроение У-Вуффа стало портиться. Он подумал, что, если кто-то успел поймать сигнал человеков?
Что, если у них где-нибудь остались еще обсерватории, тайные, замаскированные станции? Затем, к этому страху, добавился еще один: скоперы, конечно, обнаружат труп Бвувв-Двуба. Просмотрят запись "личника". Да и след поражения не спутаешь ни с чем. Его быстро вычислят, опутают липкой паутиной и доставят в цитадель.
И что же ему теперь делать? Как всякий игва, У-Вуфф соображал быстро. Пока информация, (а ее, наверняка, засекретят), дойдет до других цитаделей, нужно действовать. Представить дело так, что это он, У-Вуфф, добыл инопланетного разведчика. Взял живьем. Плохо, конечно, что больше пятисот хув, ему теперь не дадут. Но и это неплохие деньги. А, если... – глаза У-Вуффа от волнения напоминали два тлеющих угля.
- Если вообще не сообщать никому из великих, ни Друккаргским, ни Мудгабрским, если самому великим стать! Инопланетянин может здорово пригодиться в этой затее. Например, почему бы ему, У-Вуффу, не объявить о работе его над некой страшной тайной? Если ему удастся разговорить пришельца, если удастся его понять... А, если и не удастся, У-Вуфф, все равно, скажет, что удалось, что он единственный обладает этим знанием, а, следовательно, попадает в список великих.



***

- Василий Петрович, надо отсюда уходить! Поднимайтесь. Осторожнее! Так. Обопритесь на меня.
Скворцов медленно встал с кресла.
- Анфиса, - сказал он, стараясь не слишком опираться на плечо девушки, - я вас только задержу. Мне-то уж все равно...
- Чтоб я от вас больше этого не слышала. У нас полтора-два часа в запасе. Главное: нигде не задерживаться надолго. Так, ступеньки. Аккуратнее... Хорошо. Теперь по коридору...
Они прошли поворот, анфиладу залов и уже почти добрались до выхода, как, вдруг, Скворцов остановился.
- Какой же я идиот! - воскликнул он, хлопнув себя по лбу.
- Сервер! Я же забыл...
Он толкнул дверь. Доковылял до компьютера. Пальцы привычно набирали команду за командой...
- Анфиса, - Скворцов повернулся в кресле, - вы здесь? Уходите. Уходите скорее!
Вдруг, он почувствовал металлический привкус во рту. Глаза его расширились от ужаса: "хлыст"! Сейчас последует удар...
- Василий Петрович! Шлем!
- У меня... - начал Скворцов, но Анфиса быстро надела ему на голову свой.
- А как же... - начал он, но перед глазами уже все плыло и мутилось. Он еще успел увидеть, как девушка тяжелым кулем валится на пол.
Анфиса очнулась и не смогла сдержать стон: тело пронизывала боль. Вокруг стоял густой непроницаемый туман. Пошарила рукой.
"Так, - сказала она мысленно сама себе, - это паркет. Значит, меня в библиотеке еще застигло, не на улице, а то б конец! Как я вообще жива осталась? Видимо, сам
удар прошел мимо. Меня лишь чуть зацепило."
Она села, сделала несколько коротких быстрых вдохов-выдохов. Боль начала понемногу стихать.
- Василий Петро...-
Анфиса пронзительно завизжала: туман в глазах быстро редел. Сквозь пелену проступила серая голова с трубчатым ртом и глазами-стебельками.
У-Вуфф, от испуга, отпрянул назад. Мелькнула мысль, что это сигнал. Вызов. И скоро здесь будет весь экипаж звездолета. Глаза и уши его задвигались в поисках места, где можно было спрятаться. Такового не обнаруживалось.
Экипажа, впрочем, тоже не было. Ни экипажа, ни корабля. У-Вуфф осмелел. Пока что, обстоятельства складывались в его пользу. Только надо спешить! Спрятаться где-нибудь и спрятать инопланетянина. Теперь, похоже, он составляет единственное имущество У-Вуффа.

***

Этот город был пуст, как и все предыдущие. Маленький, всего пара десятков одноэтажных домов, какие-то непонятные сооружения... Анфиса называет его деревней. Она, по прежнему, старается не смотреть на У-Вуффа. Хоть разговаривать стала. Можно попрактиковаться. Сначала У был несколько разочарован, но, потом понял, что ему, как и всем игвам, очень повезло. Человеческая техника была надежно уничтожена. Помощь им не придет. А у него отличный живой экземпляр. Может быть, даже, последний.
Спутники-враги заночевали в ближайшем доме. В окно светила полная Луна. Анфисе не спалось. А этот...
"Ты гляди! - думала девушка. - Пялится! Какой у этого монстра ко мне интерес? Небось кулинарный. Интересно, он меня зажарит, или так употребит? Или нет? Я же последний экземпляр! Хотя, если проголодается, кто знает? А что они вообще едят? - Анфиса не раз слышала, что игвы ловят людей, чтобы потом съесть, особенно женщин."

***

Цепочка состояла из полутораста с гаком аминокислот. Попробуй запомнить, что и в какой последовательности расположено! А, тут еще, в аудиторию светит весеннее солнышко и за окном вовсю чирикают пичуги. Скворцов не позволял ни справочников, ни, тем более, шпаргалок. "У вас, - говорил он, - все это должно словно от зубов отскакивать. Вот попали вы в джунгли. Справочников нет. Других специалистов тоже нет, а ошибка всего в одном атоме - и ваша сеть не будет работать". Анфиса чуть отодвинулась от стола, чтоб было место, обвела быстрым взглядом окружающее. Никто на нее не смотрит.
Все пишут усердно. Вон Сережка аж язык высунул от усердия... Девушка слегка приподняла ткань.
Формула начиналась чуть-чуть выше колена и, ветвясь, шла вверх.
"Эн аш два, - выводила Анфиса круглым аккуратным почерком, - це магний...".
- Носикова!!!
От этого крика Анфиса вздрогнула и... проснулась. Над головой белый в редких трещинах потолок.
Старинная лампочка накаливания под бумажным абажуром. Девушка осторожно выглянула в соседнюю комнату.
Игва не было. Огнемета тоже. Анфисе, вдруг, представилось, что вторжение тоже было кошмарным сном, что она на практике где-нибудь в Черешневе. В окно светило Солнце, слышалось веселое чириканье пичуг. Анфиса уже почти поверила в это, потянулась, встала, отворила дверь.
Она переступила порог, сделала несколько шагов и тут ее крепко схватили сзади. Анфиса и визжала, и брыкалась, но это не возымело ни малейшего эффекта. Из-за угла вышло еще двое игв. Переговариваясь на своем укающем языке, они деловито щупали груди, бока, живот и бедра девушки. Тот, который чуть повыше, одетый в темно-пурпурное, вынул длинный нож...
Анфиса завизжала истошно, пронзительно. От такого визга, у человека, наверняка, заложило бы уши. В отчаянии, она задергалась, но не почувствовала ни свободы, ни нестерпимой боли.

- Надо скорее уходить, прятаться, - сказал У-Вуфф, - пока промысловики тебя не оприходовали. На всех у меня зарядов не хватит. Собирайся и пошли.
- Ты гляди, - проговорила Анфиса, - словарный запас пополнил. "Промысловики", "оприходовали"! Книги наши читал?
- Читал.
- Ну, и как?
Анфиса не знала точно, зачем спрашивает об этом. Ей хотелось и, чтоб человечество выглядело достаточно прилично в глазах иного разума, и, в то же самое время, ей не было дела до того, как воспринимает ее этот хоботастый. Он сражался за свое имущество. В результате она пока жива и ей предстоит исполнить последний долг перед погибшим Человечеством. И лишь где-то на окраине сознания тихий, едва различимый голос нашептывал: "дура. Начиталась всякой романтической чепухи".
- Мы на этой планете высшие, - сказал У-Вуфф, - вы просто разумные животные, все у вас должно быть понятно и просто. Но я не понимаю.
- Что именно?
"Это же просто живая машина, - думала Анфиса, пока У-Вуфф подбирал слова чужого ему языка, - тупая и бесчувственная. Их, кажеться, даже ненавидеть нельзя по-настоящему. Ну, как можно ненавидеть землетрясение, или цунами? Плевать оно хотело на твои чувства".
- Зачем нужна медицина?
- Как это "зачем"?! - удивилась Анфиса. - Лечить.
- Сильный сам преодолеет болезнь, слабый умрет. Это разумно.
- А, когда ты сам... Игвы, вообще, стареют?
- Конечно, стареют. Но я разумен. Я имею достаточно денег, чтобы покупать органы, которые вышли из строя, чтобы что-то делали вместо меня.
- Денег? В банке?
- Наивысшее достижение разума, - продолжал У-Вуфф, - вы восприняли только самые элементарные стороны идеи. Универсальный эквивалент всего.
Анфиса только скривилась в ответ. Врядли этот монстр понимает человеческую мимику. Был бы Сережка, нашел бы что сказать, чтоб посадить их всех в лужу. А, может, и не нашел бы. То, ведь, были споры с людьми, а тут...
"Не возражает! - с удовлетворением думал У-Вуфф. - Потому что, нечего ей возразить, потому что, я прав. Сколь бы ни был примитивен разум людей, наше превосходство они поняли и признали. Надо было, конечно, увеличить мощность, тогда, может быть, и неподдающихся бы не осталось. Конечно, на это могло не хватить даже энергии ядра, но можно же резонансеры и поближе расположить, сэкономили бы триллионов пять, а, может, и шесть!".
Чаще они не разговаривали. Поселки и города казались все на одно лицо: развал и запустение. Людей не было нигде, ни живых, ни покойников. Для ночевки выбирали какое-нибудь целое строение, а, если такового не находилось, то, где прочные стены и крыша. По ночам сторожил всегда У-Вуфф. Анфиса так, до сих пор, и не знала наверняка, спят ли игвы вообще. Если б она не избегала лишний раз смотреть на У-Вуффа, заметила бы, как тот застывает на час-полтора в нелепой, по человеческим представлениям, позе.

***

Их окружали, брали в полукольцо. Остальной путь преграждала река. У-Вуфф быстро просчитывал варианты: попробовать успеть убежать, или, как говорят люди, принять бой? Может отдать им человеческую самку? Жаль, конечно, потерять столько денег, но...
Он, вдруг, заметил лодку, точнее, заметил раньше, но только сейчас понял, что это лодка. У-Вуфф стащил ее на воду.
- Садись, - сказал он.
Анфиса помотала головой.
- Садись! - повторил У-Вуфф. - Надо на ту сторону.
Анфиса на ходу сбрасывала одежки. Плюхнулась в воду, поднимая тучу брызг.
"Ну и пусть! - У-Вуфф даже обрадовался. Он опасался, что утлое суденышко не выдержит двоих. – А плывет, точно это ее родная стихия!".
У-Вуфф ничего не знал о плавстредствах. Путем несложных расчетов он догадался, что передвигаться можно, загребая воду этими приспособлениями с лопастью на конце. Грести получалось плохо, но лодка, хоть медленно, хоть не кратчайшим путем, но, все ж, приближалась к цели. И тут У-Вуфф заметил, что грести становится все труднее, что лодка быстро наполняется водой, что не успеет...
Анфиса уже выходила на берег, как услышала позади себя: "куок!", "куок!", "куок!", - не то кваканье, не то скулеж. Лодка тонула. Анфиса не знала, как игвы выражают эмоции, но то, что У-Вуфф испуган, догадалась каким-то седьмым, или десятым чувством.
"Они же, если разобраться, несчастнейшие существа. Гордыня - называется все это их сознание. Элементарная гордыня. Теперь им тоже скоро придет конец, потому что экосистема планеты развалена до основания, потому что истребили людей, тех, у кого накопился какой-никакой опыт справляться с этим. Там, в их мире, такого понятия нет вообще, там каждый сам по себе и, лишь, для какой-то цели могут временно объединяться. Они эгоистичны, как дети, глупые злые дети, вот кто они такие".
Эти мысли пронеслись в голове девушки за те несколько десятков секунд, пока она плыла до места, где У-Вуфф камнем пошел ко дну.
Этот отряд продержался дольше всех. То ли правда Всевышний им помогал, то ли стены храма надежно защищали от "хлыстов". Это был Троицкий монастырь - место, куда она собиралась прорываться со старым преподом. В отряде из двадцати человек был инженер энергозащиты, был врач и была медсестра. Анфиса остановилась в нерешительности: как ей войти нагишом-то? Впрочем, те правила были для тогдашней жизни. Кто теперь соблазнится ею как женщиной? Не это же хоботастое чучело. Вон, плетется сзади, точно побитая собака.
"Зачем она так сделала, зачем вытащила меня из воды? - чем дольше У-Вуфф пытался найти объяснение этому, тем более странные мысли приходили в голову.
- Меня же сразу отправят в утилизатор! - думал он с ужасом, поднимаясь по высоким ступенькам. - Анфиса, наверно, сбежит. И пускай! Главное - добраться, узнать, что же это там за колокол?".
Отсюда отлично просматривался весь город. Но У-Вуфф на него не смотрел. Огромный колокол висел на фоне вечернего неба.
"Вот они какие, звезды! - удивлялся У-Вуфф. - Если бы мы, выбравшись сюда, чаще бы смотрели на небо... А, теперь, она - последний человек. Если бы можно было все вернуть! Если б он мог...".
У-Вуфф потянул канат. От звона с головы до пят пробежала дрожь. Он еще раз качнул язык, затем еще и еще. Звон был для него мучителен, но У-Вуфф не останавливался. "Это мне, это всем нам за то, что мы сделали!", - повторял он, пока не потерял сознание.
А, когда очнулся ранним утром, первое, что обнаружил, была его рука с пятью пальцами.

Рассказ № 13

Сказание о преображении могучего эльфа

Темна и огромна знаменитая Паучья пещера. Стены её свода покрыты липкой паутиной и далеки друг от друга, а сам свод главного подземелья теряется в вышине и непроглядной тьме. Лишь кое-где тьма освещается огнем из разломов. И кое-где мелькают огоньки кристаллов. Пещера знаменита огромным количеством чудовищ, живущих в её темноте. Тут живут не только огромные ядовитые пауки, но и гигантские сколопендры, объятые пламенем черви, крысы-оборотни, нетопыри-вампиры, орды гоблинов и пещерных орков, да и прочие кровожадные твари. Встречаются даже огненные демоны. Не каждый маг-новичок, или даже опытный воитель отважится отправиться сюда. Но пещера также знаменита своими сокровищами. Тут и там попадаются магические кристаллы, драгоценные камни и золотые самородки, только тут можно добыть Клыки вампира, Рог пещерной змеи, Яд сколопендры, и прочие полезные материалы.
Терминэль Железноголовый, Покоритель големов, могучий темный эльф из клана Ночных убийц, отважный воитель и великий маг, не спеша шел по подземельям Паучьей пещеры. Он не крался вдоль стен, не использовал маскировку, не кутался в Покров тьмы. Он был уверен в своих силах. Поджарив по пути всего лишь полтора десятка гоблинов и одну сколопендру, он наконец-то дошел до главного зала Паучьей пещеры. Там он оказался один против огромной толпы монстров. Кого там только не было! Два десятка крупных пауков, десяток огненных муравьев, семь сколопендр, целых три огненных червя. Как минимум три отряда гоблинов, да еще пещерные орки. Целая армия, не считая мелочи – вьющихся рядом нетопырей, шныряющих крыс-оборотней, множества мелких пауков.
Вся эта толпа, завидев Терминэля, тут же ринулась ему навстречу, мешая друг другу. Он, хоть и не ожидал увидеть такое огромное количество монстров, не растерялся. Скосив первый ряд наступающего полчища Каскадом молний, он зашвырнул в центр толпы шар Адского пламени и сотворил вал Ледяной волны, сбивший с ног и разметавший передние ряды врагов. Потом он проклял часть пещеры Ядовитым проклятием и теперь оставалось добивать одиночными Молниями или Осколками льда отдельных выносливых противников, преодолевших зоны огня и яда. Или даже, для экономии магической энергии, рубить врагов вручную, мечом. Чтобы сэкономить силы, он создал из трупов врагов пару помощников – скелетов, слепил из камней голема и призвал мелкого демона-телохранителя.
Наконец он оказался перед последними оставшимися врагами – тремя гигантскими огненными червями. Им огонь и яд был нипочем. Терминэль оглянулся вокруг. Скелеты-помощники давно погибли, время призыва демона закончилось и тот исчез, на ногах оставался лишь изрядно покореженный голем. Терминэль заметался ужом между огненными червями, плюющимися огнем, метая в них Молнии, Осколки люда, ударяя проклятиями Жажды крови и Истощения. Наконец, один из монстров напоролся на Молнию прямо в сердце и взорвался огненным шаром, второго эльф добил мечом. Последний червь выпустил в сторону воителя целую стену огня. Терминэль из последних остатков магической энергии соорудил себе Божественный щит, поглотивший большую часть урона. Хорошо, что не так давно он на торгах, вычерпав до дня свою заначку, купил Драконий доспех с магической защитой высокого уровня и нанесенным непробиваемым мифрилом. Ох, как он пригодился сейчас. Да и хорошо, что волшебных кристаллов с запасами магической энергии и зелий исцеления набрал вдоволь. Наконец стена огня иссякла и эльф ударил чудовище Ледяной волной в комбинации с дождем из Осколков льда. И добил обессилевшего и оглушенного противника излюбленным Каскадом молний.
Собравшись перевести дух после тяжелой схватки, Терминэль осмотрел поле боя и похолодел. Из глубины тьмы выступали гигантские жвала и медленно перебирающие лапы Арахны - Паучьей королевы. За ней скалил клыки огненный демон с Мечом пламени в руках. Эльф посмотрел по сторонам. Верный голем лежал грудой оплавленных камней и уже ничем не мог помочь.
- И какого демона она оказалась здесь именно сейчас? – чертыхнулся воитель. – Я же её по всем Темным горам искал месяц назад и не нашел. А тут – на тебе. Еще и Огнедемона притащила. В одиночку он мне не соперник, но сейчас… Эльф укрылся за валуном и порылся в вещевом мешке. На грудь он повесил Амулет огня, в дополнение к сверкающему Мечу Высоких эльфов взял во вторую руку Посох молний – самое мощное оружие в его арсенале, с самыми высокими магическими характеристиками. И, помедлив немного, надел на голову самое ценное своё сокровище – шлем, что назывался Череп гарпии. С тремя нанесенными рунами – Огня, Молнии и Тьмы, с нанесенной Кровью дракона, что восполняла магическую энергию вдвое быстрее. И пришлось вооружиться Каменным щитом, хоть эльф его и не любил. Он хоть и весил много, сковывал движения и снижал скорость вдвое, но зато увеличивал вдвое защиту и от огня, и от яда – и вообще от любой магии. Поискав в мешке, он нашел несколько боевых магических рун и вставил их в меч и щит на свободные места, для увеличения боевой мощи. Подсчитал количество оставшихся магических кристаллов и зелий исцеления. Маловато, но может хватить. Он собрался с духом, подобрал самые мощные заклинания Проклятой магии и Магии крови, выставил максимально возможную магическую защиту Святого благословения, снова призвал демона-телохранителя и выскочил из-за валуна навстречу монстрам, на последний бой.
Жвала Арахны клацнули чуть ли не у самого его лица. Он с трудом увернулся – сказывалась тяжесть Каменного щита, ударил паучиху заклинанием Кровавого кулака, сожравшим треть его магического кристалла, и повернулся к занесшему меч огненному демону. Удар Ледяным осколком, разворот. Меч демона отразил щитом. Проклятие праха, удар мечом по паучихе. Блин, достала ядовитой лапой, трети энергии жизни как не бывало. Ледяной осколок по демону, удар мечом, разворот. Каскад молний, удар посохом. Блин, демон-телохранитель под руку подвернулся – какого лесного демона ты туда полез?! Ай, опять паучиха достала – вот тебе! Не нравится Шар огня? Добавлю мечом. Черт, и демон полез. Отразил щитом, удар мечом, Ледяной осколок с Молнией, опять разворот. Щит паучихе под жвала, удар мечом, Кровавый кулак. Черт, теперь демон мечом достал, жизнь на нуле, на тебе Ледяной осколок.
Терминэль из последних сил отскочил к валуну, укрылся за ним, закрылся защитной пентаграммой, в которую нельзя было войти, и лихорадочно подытожил промежуточные результаты схватки. Магический кристалл на нуле, ничего – обновим. Ран много, жизненной энергии гоблин наплакал - зельями исцелимся. Меч поврежден, прочность низкая, заменим Гоблинским молотом, хоть сила у него заметно хуже. Демон-телохранитель погиб смертью храбрых, но не будем на его возвращение лишнюю магическую энергию тратить. Всё, в бой!
Терминэль снял пентаграмму и с ходу кинул в паучиху третьим Кровавым кулаком. Та, видимо, еще не оправилась от предыдущих заклинаний и отступила, отползла. Эльф ринулся в бой с огненным демоном. Удар молотом, Ледяной осколок. Удар посохом, Каскад молний, Последнее проклятие, и Ледяная волна вдобавок. Волна просто смела жалкие остатки огненного демона. Уставший, обессилевший эльф медленно, все еще сгибаясь под тяжестью Каменного щита, добрел до уползающей паучихи и добил её четвертым Кровавым кулаком. Всё было кончено.
Обессилев, эльф снова прислонился к валуну, чтобы перевести дух хоть пару минут. Этот бой его сильно измотал. Отдохнув, Терминэль начал бродить по месту побоища, рыться в останках поверженных гоблинов и чудовищ и подбирать ценные вещи. Тотемы гоблинов и орков, их жалкие доспехи и оружие, ядовитые Клыки пауков, Жала сколопендр, Яйца огненных червей, золото и драгоценные камни, магические кристаллы, пузырьки яда и зелий, свитки с заклинаниями и чертежами. И громоздкие, тяжелые дрова, демон бы их побрал. О, ну хоть зеленых кристаллов парочку нашел. Прикинув рыночную стоимость всего этого добра, эльф приуныл. На Меч древних, который он уже не первый месяц хотел купить, все равно не хватало. А он так надеялся! Придется побродить еще по Пустошам или по Древней пуще, и немало.
Неожиданно эльф услышал сигнал о магическом сообщении от собрата по клану. В голове раздался голос Бриззта, давнего побратима Терминэля и собрата по клану Ночных убийц.
- Приветствую тебя, о могучий эльф! – голос Бриззта лучился улыбкой. – Много врагов сегодня порубил? На меч накопил?
- Привет. Не так много как хотелось бы, - скривился Терминэль. – Ну, трое червей, пара пауков шестого уровня, огнедемон. Остальное – мелочь. Разве что Арахну наконец угробил. Но до Меча древних еще далеко.
- Ничего, - улыбнулся Бриззт. – Ты почаще заходи в Гоблинские болота – там синие кристаллы есть. И Водные демоны встречаются, опыта наберешь. Ферму построй, кузницу усовершенствуй. А в конце недели Шаман готовит захват склада Светлых, весь клан будет, готовься. Там и наберешь чего недостает. Если что, я пару тысчонок золота и Золотую алебарду добавлю. Не горюй. До завтра!
- Пока! – ответил эльф, но на душе почему-то легче не стало. Неожиданно Терминэль услышал какой-то странный звук. Снова сообщение от друзей по клану? Не похоже, свиток для сообщений пуст. Звук раздался снова, очень далекий и приглушенный. Крик разъяренной гарпии? В Паучьей пещере?! Далековато от Пустынных гор, да и не водятся они под землей. Может, вопли новой орды гоблинов? Эльф пожал плечами и уже было открыл магический портал, чтобы перенестись в Замок клана, или на рынок, сбыть рухлядь и трофеи, как снова раздался крик, который словно содрал пелену с его ушей.
- Вася! Ну сколько можно тебе орать! Опять за компьютером этим чертовым сидишь, ничего не слышишь? Сколько можно?! Даже за хлебом не сходил. Тебе же к экзаменам надо готовиться! Не поступишь в институт – где будешь работать? Метлой на улице махать, дворником пятисотого уровня? И в армию загремишь – там компьютеров нету, и игр этих твоих тоже. Вся жизнь свою на тебя положила, работаю – на твой институт коплю, а ты что? Ну будь же человеком!
Эльф восьмидесятого уровня вздохнул, вышел из игры, выключил компьютер и стал человеком.

Голосование анонимное, мне в личку.

Выбираются первые ЧЕТЫРЕ места.

Авторам весьма желательно принимать участие в обсуждении и голосовании, которое продлится до 20 февраля.

Огромное спасибо всем участникам, всем авторам и болельщикам!

В первую очередь хочется поздравить Чекиста с удавшимся конкурсом, с хорошими рассказами. Так держать! Молодец!
Хотя и можно слегка попенять встреченными ошибками в вычитке рассказов.

Среди конкурсных рассказов я нашел не четыре, а даже пять хороших рассказов, достойных призовых баллов. Выклянчивать у Чекиста новый пункт в голосовании не буду. Проявлю ентот, как его - волюнтаризьм. Остальные рассказы тоже хороши, но как-то не легли на душу, у каждого - свои недостатки, об этом - позднее и в другой теме.

Науг, спасибо за голосование, только просьба к другим участникам: не забывайте, оно у нас анонимное и мне в личку.
Потом я выложу все голоса в открытый доступ, и вы сами сможете сравнить результаты.

упс... Сорри!

Итакъ, итоги!

первые 4 места распределились таким образом:
1 место: рассказ № 10 "Письмо незнакомке", Анателла, 29 баллов.
2 место: рассказ рассказ № 2 "Том и Джерри", Ирина, 18 баллов.
3 место: №7, я, 12 баллов.
4 рассказ № 6 "Матюшинская быль", Каса, 11 баллов


далее следуют:

№ 1 Вивьен 3 балла.

№ 3 Скиф 2 балла.

№ 4 Дон Бартон 4 балла.

№ 5 Линдор 6 баллов.

№ 8 Анателла 4 балла.

№ 9 Алиса 2 балла.

№ 11 Науг и Золотинка в соавторстве 0 баллов.

№ 12 Артемус, 7 баллов

№ 13 Науг, 7 баллов.

голосование участников:

Анателла
1 место. Рассказ №2 "Том и Джерри".
2 место. Рассказ №4 "Торговая Лавка на границе миров".
3 место. Рассказ № 12 "Колокол"
4 место. Рассказ №7 "Белая дорога"


Каса:
Лови голосование от Касы:
1 место - № 10 "Письмо незнакомке"
2 место - № 7 "Белая дорога"
3 место - № 13 "Сказание о преображении могучего эльфа"
4 место - № 2 "Том и Джерри"

Алиса:
1 место: Рассказ №6 Матюшинская быль
2 место: Рассказ №2 Том и Джерри
3 место: Рассказ № 13 Сказание о преображении могучего эльфа
4 место: Рассказ № 8 Вампир


Золотинка:
1 место - № 10 Письмо незнакомке
2 место - №2 Том и Джерри
3 место - №6 Матюшинская быль
4 место - №7 Белая дорога

Ирина:
1 - №10 "Письмо незнакомке" - на голову выше всех.
2 - №5 "Когда я пришел" и №6 "Матюшинская быль" - за хороший язык, несмотря на кое-какие претензии к сюжету.
3 - №12 "Колокол" и №7 "Белая дорога" - за общий приличный уровень.
4 - №9 "Осталось только два часа" - за психологизм и эмоциональность, невзирая на.

голосование Дон Бартон:
1 место - Рассказ № 10 Письмо незнакомке
2 место - Рассказ № 13 Сказание о преображении могучего эльфа
3 место - Рассказ № 1 Как в старые времена…
4 место - Рассказ №2 Том и Джерри

голосование Вивьен:
1 - рассказ № 7 "Белая дорога", за отличную интригу!
2 - рассказ № 5 "Когда Я пришел", главный герой определенное удался.
3 - рассказ № 3 "Быть человеком", очень интересно читать про средневековые ткани и ремесла. И вера в Бога в этом рассказе на первом месте
4 - рассказ №10 "Письмо незнакомке". Читала и сопереживала герою!

голосование Скифа:
1) Рассказ № 10 Письмо незнакомке
2) Рассказ № 8 Вампир
3) Рассказ № 9 Осталось только два часа
4) Рассказ № 2 Том и Джерри

голосование Артемус:
1 место = рассказ 10 "Письмо незнакомке";
2 место = рассказ 2 "Том и Джери";
3 место = рассказ 6 "Матюшинская быль";
4 место = рассказ 1 "Как в старые времена";

голосование Науга:
1 место - Рассказ № 10 "Письмо незнакомке" - лучший рассказ конкурса.
2 место - Рассказ № 12 "Колокол"
3 место - Рассказ №2 "Том и Джерри"
4 место - Рассказ №7 "Белая дорога" и Рассказ №4 "Торговая лавка на границе миров"

Поздравляю, Анателла, у вас отличный рассказ. Если бы я голосовал, тоже бы его на 1-е место поставил.
Ирина и Каса, вы тоже на высоте! Артемус и Науг, ваши произведения лично мне очень понравились.
Спасибо участникам и критикам, поздравляю победителей еще раз.


ПС. Линдор, ты, по-моему, не голосовал. либо твое голосование у меня затерялось, что навряд ли.

От всей души поздравляю Анателлу с такой убедительной победой!
Ирина,
Чекист, считать ты не умеешь, но рассказы пишешь хорошо!
Артемус и Науг, мне ваши рассказы понравились!
всем остальным - творческих успехов.
И отдельное спасибо Чекисту за конкурс!

Анателла, поздравляю! Рассказ, действительно, достойный.
Ирина, Каса, молодцы! Надеюсь прочесть рассказ Касы завершенным. Или это будет повесть?
Всем соперникам спасибо. Читать было интересно. Среди рассказов, разных по идее и по уровню, я не нашел ни одного пустого, бессмысленного.
Наверно, Чекист их отсек. Так что, окромя поздравления с призовым местом, еще и респект ему за проведение конкурса.
Науг, Золотинка, если в рассказ добавить иронии и чуть-чуть грубости, будет замечательно.

Поздравляю победителей конкурса - Анателлу, Ирину, Чекиста. Вы - лучшие!

Также Касу и Артемия, вы - молодцы, у вас очень интересные рассказы!

Также поздравляю с достойными рассказами всех участников конкурса

и его организатора. Чекист - молодец!

Cпасибо организаторам конкурса, особенно Чекисту!

Обсуждение получилось интересным. В своем голосовании я 2-х из 4-х лидеров угадал.Рассказ № 10 Письмо незнакомке, и 4) Рассказ № 2 Том и Джерри . Но вкус и настроение у всех свои не исключено,что сейчас мог бы по другому проголосовать, Но когда голосовал отталкивался на свои ощущения. Потом уже читая замечания отметил и другие работы. Например "Белая дорога"в начале чем то не понравился, потом нашел интригу интересной...или вот "Вампир" тоже есть интересные моменты.

Хотелось бы обратить внимание авторов на раскрытие Темы от организаторов, не все серьезно к этому подошли, хотя рассказы и неплохие представили. В любом случае, наверное еще как нибудь поучаствую. Сейчас участвую в махси конкурсе на Фэнзине. Приходите и Вы -"Небесные жители"

Спасибо всем за поздравления. Мне было очень приятно попасть в такую замечательную компанию (на этом форуме я совсем недавно).
Поздравляю победителей и участников! Отдельная благодарность ведущему!
Яркие, необычные рассказы, обсуждение на серьезном уровне, тактичная критика - я получила огромное удовольствие от участия. Желаю всем как можно больше минут и часов самого восхитительного вдохновения!

Анателла, браво! Замечательная вещь!
Чекист, поздравляю и спасибо за конкурс
Спасибо всем, кто голосовал за моего кота
Вообще рассказы хорошие, выбирать было очень трудно.

Поезд ушел, конечно.
Но я собирался проголосовать:
1 место - №7
2 место - №12
3 место - №2 и№4
4- №13
Правда, собирался. Ну, извините, опоздал

Линдор Айвендил, жаль, да, что опоздал. Ну, в следующий раз наверное надо тебе организатора конкурса предупредить о своем графике выхода в сеть, и все будет ОК.
Anatella, пришлите мне в личку адрес, по которому администрация "7 Неба" отправит Вам честно заработанный приз-сюрприз

Каса, и тебя тоже надеюсь увидеть на ФФ с отзывами

Слушайте, почему в этой теме посты видны через раз? Поднимешь - всё есть, а текстов нет, или есть, но не все, надо по несколько раз страницу перечитывать(((

Irena пишет:

Слушайте, почему в этой теме посты видны через раз? Sad Поднимешь - всё есть, а текстов нет, или есть, но не все, надо по несколько раз страницу перечитывать(((

это старая проблема сайта, которую никто не знает как решить.